себя хозяевами улицы.
Ямайским ромом пахнут сумерки – синие, длинные.
А город каменный по-прежнему пьет
и ждет новостей…
Окружавшие его очень уж плотные сумерки пахли не ямайским ромом, а мусорными баками и хронической отсырел остью.
Но вот старичка поглотила, утробно проурчав, высокая дверь подъезда. Следом за ним сноровисто шагнул один из кожанов. А второй заступил на вахту подле парадной. И когда перед ним образовался уже вовсю поспешающий Платонов, то «караульный» лениво преградил дорогу:
– Куда разлетелся, папаша? Нельзя туда. – И хмыкнул: – Операцию проводим, в натуре. Милиция!
Он явно не принимал всерьез этого немолодого «бобра». Но бобёр оказался неожиданно настырным.
– Ах, операцию проводишь? – попёр он грудью. – У тебя что же, и корочка милицейская имеется? В натуре.
Это уже было наглостью, и терпеть ее «страж порядка» не собирался:
– Ты чо – крутой, да? Имеется корочка! Щас, мля, предъявлю!
Тяжкий кулак ядром просвистел в воздухе, но врезался в пустоту. Зато бобёр, небрежно уклонившись в сторону, засадил грозному церберу боковым в печень.
Церберу показалось, что с ним поздоровался буфер разогнавшегося трамвая. По-бабьи охнув, громила сложился пополам и повалился набок.
Не теряя драгоценных секунд, Платонов ринулся в парадную, разом охватил диспозицию. Вызванный лифт подползал сверху к первому этажу, а за спиной старичка громоздился молчаливый попутчик.
На хлопок двери и быстрые шаги «попутчик» обернулся с недоумением: кто это впёрся в охраняемый парадняк? Увидел прыгающего через три ступеньки Платонова. Рука, рванув на куртке «молнию», тотчас нырнула внутрь.
Но вынырнуть не успела. В завершающем прыжке Викинг впечатал каблук влево от грудины, в район сердца. То, что ещё полминуты назад мнило себя хозяином жизни, сейчас осело кулем на щербатый кафельный пол. Глаза невидяще обратились внутрь.
Всё, финита ля комедиа! Старичок спасён, враг «понёс суровое, но справедливое наказание». Самое время откланяться и под аплодисменты партера покинуть сцену. Но Платонов уже не мог остановиться.
Зенит опять окрасил улицы красками дивными.
Но грозовые тучи кружатся над вулканом страстей!
Накопившаяся ярость обжигала, требовала выхода. Уничтожить! Порвать руками! Чтобы эта сволота никогда не калечила людей, не обирала наших матерей-отцов!
Он присогнулся, ухватил бесчувственного амбала за расползающуюся на груди куртку и рывком воздел вверх. С трудом удерживая обмякшую тушу мощной рукой, резко, на выдохе, саданул локтем в отвисшую челюсть: влево-вверх. Стриженая башка мотнулась в сторону, в тишине подъезда надрывно хрустнули слетающие с оси позвонки. Из угла распяленного рта потекла, нарастая, красная струйка. Платонов отпустил тело, и оно рухнуло на заплёванную площадку.
Тут Викинг обратил взор на спасенного старичка. И обомлел. Тот, трясясь всеми ревматическими сочленениями,