примитивным по сравнению с новым классом болеутоляющих, особенно с оксиконтином, который поступил на фармацевтический рынок всего за три года до этого{87}. Теперь существовали препараты, способные блокировать боль даже у самых юных пациентов.
Вместе с новыми препаратами пришла и новая система их отслеживания и распространения – компьютеризованные хранилища под названием «Пиксис медстейшенс», разработанные компанией «Кардин хелс» из Огайо. Машина «Пиксис» представляла собой огромную металлическую кассу с препаратами, компьютерным экраном и клавиатурой сверху. Не все медработники были в восторге от такого компьютеризованного аспекта своей работы, но Чарли это нравилось. Он всегда умел обращаться с техникой и оценил систему отслеживания выдачи препаратов медбрату так же, как это делает банкомат, выдавая наличные, – систему, которая связывает каждую выдачу с учетной записью конкретного пациента, но запись-то создает медработник. «Пиксис» упростила отчетность и позволила аптекам определять, где именно препарата осталось мало, чтобы можно было пополнить запасы. Система была полезная, но далеко не идеальная. В конце концов, это был еще один инструмент для очень тонкой работы, которым пользовались люди, имеющие собственные недостатки.
Чарли считал себя опытным специалистом по ожогам, особенно после того, сколько он проработал в ожоговом центре больницы святого Варнавы. Однако в Лихай-Вэлли он снова ощутил себя как на флоте – новичком. Чарли не нравилось, как там относятся к нему и к пациентам. Местный профессионализм казался Чарли бессердечным и равнодушным{88}. Он считал медперсонал Лихай-Вэлли жестоким и холодным. Коллеги, в свою очередь, считали его чокнутым. И потому во время долгих ночных смен той зимой Чарли почувствовал желание сделать то, что делал уже столько раз. Он не помнил, были ли пациенты, которым он причинял вред, жертвами автокатастрофы, пожара, не помнил, сколько их было{89} за эти шестнадцать месяцев ночных смен. Большинство умерло в течение его смены – их сердца останавливались прямо на глазах этих «холодных» медработников. Это было чем-то, что он мог сделать, – актом личной воли в деспотичной рабочей атмосфере.
В отделении ожогов большинство молодых мужчин были либо пьяными жертвами ожога от костра, либо жертвами автокатастрофы. Пациент Мэттью Мэттерн был из последних. Он застрял в горящей груде металла и был доставлен в Лихай с ожогами семидесяти процентов тела. Даже самым стойким сестрам было тяжело на него смотреть. Присутствие в крыле такого молодого пациента в критическом состояние вызвало волну новых эмоций и непривычную эмоциональную реакцию шокированных молодых посетителей. Пожилые медработники думали о своих детях и внуках, молодые – о своих друзьях, любовниках и даже себе самих. И хотя никто не говорил об этом вслух, по крайней мере не при Чарли, но многие уже произвели подсчеты у себя в уме. По «правилу девяти» двадцатидвухлетний Мэттерн был на девяноста два процента обречен. Шанс того, что он выживет, оставался, но смерть была