контроля?
Деб, разумеется, восхитилась, а вовсе не возмутилась.
– Гениально! Ну какая же умница, вся в маму.
Пора по домам. Деб допивает мое вино, мы слегка препираемся из-за счета. Не помню, кто платил в прошлый раз. Я спросила у Роя, но он до сих пор ищет количество калорий в кофе с молоком.
Гардеробщик у дверей подает нам пальто, и я спрашиваю у Деб:
– Скажи мне, только честно. Я выгляжу на сорок два?
Она ухмыляется.
– Господи, конечно, без вопросов. Мне тридцать шесть, дорогая. И если я когда-нибудь решу познакомить с тобой очередного ухажера, нам нужно будет поработать над легендой. А то он еще подумает: “Они учились на одном курсе, но у них разница в возрасте шесть лет, это как вообще?” И ты скажи мне честно, Кейт, – как думаешь, я выгляжу на тридцать шесть?
Нет. Я так не думаю. Ни на какие тридцать шесть Деб не выглядит, как, впрочем, и я.
– Ну конечно. Ты выглядишь прекрасно как никогда. И тебе очень идет эта прическа.
Мы расходимся в разные стороны, но на полпути Дебра оборачивается и кричит мне:
– Встреча выпускников! Не забудь! Я к ней похудею на два стоуна!
– И помолодеешь на пятнадцать лет! – кричу я в ответ, но уличный шум заглушает голос, и Деб скрывается из виду.
17:21
Дивно погуляла с Ленни. Он так рвался на улицу, когда я вернулась с обеда, а сейчас спит на лежанке возле “Аги”, развалившись на спине, раскинув все четыре лапы и выставив наружу белый пушистый живот. Все-таки в этой звериной доверчивости есть что-то невероятно трогательное. Ричарда и след простыл, Бен на футболе, а Эмили вроде говорила, что приведет подружек.
В комнате дочери три девочки в гробовой тишине сидят на ее кровати, склонившись над мобильниками с таким видом, словно пытаются расшифровать “И цзин”. Одна из них Лиззи Ноулз, дочь Синтии, та мерзавка, что отправила всем белфи, вторая – бледная, красивая, рыжая, – кажется, Иззи.
– Здравствуйте, девочки. Почему бы вам, я не знаю, не поболтать? Поговорить нормально, посмотреть друг другу в глаза, – предлагаю я с легкой насмешкой, глядя сквозь приоткрытую дверь на эту жутковатую немую сцену. Эмили поднимает голову и бросает на меня фирменный взгляд, в котором читается: “Вы уж простите мою мать, она умственно неполноценная”.
– Мы общаемся. Переписываемся, – шипит она.
Я чувствую себя Чарльзом Дарвином, который наблюдает за вьюрками на Галапагосских островах. И чем закончится такое вот бессловесное общение? Мои прапраправнуки появятся на свет с цепкими пальцами, специально для того, чтобы набирать сообщения, но без голосовых связок и малейшей способности читать по лицам? Считать это эволюцией нашего вида, если эволюция означает прогресс, я, хоть убей, не могу, но хотя бы Эм не одна. Противоречия со сверстниками, вызванные белфи, если и были, то явно сгладились. По крайней мере, я на это надеюсь. Я сообщаю девочкам, что если они хотят, то внизу есть спагетти болоньезе. Отвечает мне