И ни слова больше о Кончини и Галигаи. Видит Бог, я сто раз убеждала их вернуться домой, в Италию!
Причина подобной сухости крылась вовсе не в скверном характере, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что королевой-матерью двигал острый, всеобъемлющий страх, перед которым меркли и блекли любые, пусть даже самые теплые, чувства. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чем именно грозило для нее исчезновение Кончини с политической сцены. Мария Медичи знала: ее правлению пришел конец, власть ускользала от нее, как утекает сквозь пальцы песок, – стремительно и неумолимо. Кто-то скажет, что безвыходных ситуаций не бывает, смятение придает сил, а иной, может, вспомнит, что загнанная в угол крыса способна растерзать голодного кота, но на самом деле все обстояло совершенно иначе. Ужас, невероятный, первобытный ужас, пронизывающий до мозга костей, охватил Марию Медичи. И в этом липком страхе, в этой кошмарной безысходности не осталось места ни для надежды, ни для любви… Полнейшее отчаяние убило в ней веру в счастливый исход событий. Позабыв о друзьях и близких, она лихорадочно пыталась придумать, как ей поступить. В конце концов она решилась обратиться к своему сыну. Однако тот остался глух к ее просьбам и лишь передавал через своих камергеров один и тот же ответ: «Его Величество заняты». Словно больной в предсмертной агонии, что мечется в постели, не желая до конца признавать свой скорый конец, королева-мать плакала, умоляла, но все тщетно.
– Передайте матушке, – говорил Людовик XIII, – что будь я просто ее сыном, я бы, несомненно, уважил ее, но теперь я еще и король, так что сам должен принимать решения в управлении своим государством.
Дух Марии Медичи был окончательно сломлен. В результате она даже передала через камергера следующее послание: «Дорогой сын, если бы я только знала о ваших намерениях, я бы сама отдала вам Кончини, предварительно связав его по рукам и ногам». Напрасно королева-мать полагала, что подобное признание поможет ей улучшить положение: вместо ответа от сына к ней явился небезызвестный капитан де Витри и объявил, что с этого самого дня ей запрещено покидать свою комнату.
Тем временем каменщики работали не покладая рук: они с особым тщанием заложили камнем все двери, оставив лишь одну – входную. Осознание происходящего ударило Марию Медичи с неотвратимостью лезвия гильотины: она стала пленницей в собственном доме…
Тайные похороны Кончини прошли в Сен-Жермен-де-л’Оксерруа, однако, несмотря на все предосторожности, на следующий же день у его могилы собралась толпа. Вид у людей был весьма угрюмый, то и дело слышались гневные выкрики. О произошедших вслед за этим событиях младший брат герцога де Люиня, Оноре д’Альбер, пишет следующее:
«Бесчинство началось с того, что несколько человек из толпы стали плевать на могилу и топтать ее ногами. Другие принялись раскапывать землю вокруг могильного холма прямо руками, и копали до тех пор, пока не нащупали места стыка каменных плит».
Надгробный камень кое-как вырвали из земли, после чего тело