и снова, словно преследуя друг друга по страницам, в промежутках между рецептами тонизирующих настоев и списками растений, которые Мими не могла найти за пределами Кубы. Тут перечислялись кубинские города, и я второпях изучила заметки, чтобы посмотреть, нет ли где-то других имен или адресов, но ничего такого не нашла – зато увидела записи о различных случаях исцеления. В Камагуэе мальчик, находившийся при смерти, встал со смертного одра. Излечение коров на ферме в Пинар-дель-Рио, спасшее семью от голодной смерти. В Ольгине мать разыскала пропавшую дочь. Целый список чудес. Откуда Мими вообще знает о том, что делается на Кубе?
– Солнышко? – позвала Мими, и я, вздрогнув, торопливо положила записную книжку на место.
– Да-да! – ответила я, хотя от страха мое сердце, казалось, застряло в горле.
Мими вошла, неся в руках две кружки. Я отхлебнула глоточек, глядя на нее и надеясь, что по моему лицу нельзя прочитать обуревающие меня чувства. Но чем сильнее чай согревал меня изнутри, тем больше мне хотелось схватить ее блокнот и прочитать все остальное. Мне хотелось – нет, было жизненно необходимо – знать больше. Я должна была найти путь.
– Сегодня пойду за стройматериалами с Оскаром и Майком, – сообщила я. – Они помогают мне со свадьбой.
– Qué bueno, – сказала Мими, взяла бутылку со спреем и повернулась к горшку с базиликом.
– А как проходила твоя свадьба?
Она замерла с бутылкой в руке. Через пару секунд она брызнула на базилик.
– Довольно тихо. Это тоже было весной.
Я с ожиданием подпрыгнула на краешке стула:
– Вы с дедушкой женились в Гаване?
– Нет, что ты. – Она рассмеялась. – Papi[45] бы мне этого не простил. Мы с Альваро венчались в церкви в Виньялесе. Альваро тогда еще учился в университете в Гаване, но он понимал, что для моей семьи важно, чтобы мы поженились в родных краях, рядом с фермой.
– Подожди, так он был студентом?
Она кивнула:
– Учился в университете.
– Гаванском университете?
– Я так и сказала.
– Но почему ты раньше не говорила?
Но тут минутка откровенности закончилась. Бабушка вдруг заинтересовалась растением перед собой:
– Ay, mira[46], листья совсем завяли…
Я буду учиться в том же университете, что и мой дедушка. Слова требовательно рвались наружу. Я бы очень хотела отпустить их на волю, чтобы моя бабушка тоже свободно рассказывала мне о своем прошлом. Я смогла бы понять ее истории на языке, который слышала только случайно, урывками. Но она, словно призрак, скрывалась от меня в зарослях своих растений. Поэтому признание, стремившееся наружу, снова спряталось внутри, тяжело надавливая на мои ребра, словно птица, которой некуда лететь.
Может, мне просто не хватает смелости? Я боюсь сделать ей больно. И того, что она в ответ сделает больно мне – это слишком важная тема для нас обеих, чтобы обходиться с ней легко.
– А где мама? – спросила я и снова испугалась, что качнется стрелка воображаемых весов.
– Пошла