властей, в том числе Государыни Императрицы, хода дано не было, хотя Зурин и успел покляузничать в те недолгие часы, что прошли от нашего знакомства до дуэли. Но его собутыльники то ли внимания не уделили болтовне пьяного гусара – общеизвестны хвастовство и презрение их по отношению к офицерам, имеющим несчастие служить в других родах войск, – то ли просто за бутылкой позабыли о тех словах. Однако ж свалить на башкир или калмыков смерть ротмистра не удалось за неимением оных в Царском Селе, посему за дуэль меня подвергли заточению в крепость. (Обычно ссылка за дуэль полагалась на весьма легких условиях). Вот если бы дворянин помог крестьянину дрова рубить или пахать за того вздумал, такого доброго человека в «честный дом» бы не пустили. Но в моем случае речь шла об убийстве генеральского племянника, что осложняло дело. По прошествии нескольких недель разбирательства был удален я из гвардии и послан простым офицером в *** полк с предписанием явиться прямо в Белогорскую крепость.
Вещи были собраны и уложены. Никитич явился с известием, что лошади готовы. С неспокойной совестью, но без раскаяния выехал я из Петербурга, не попрощавшись с моими сослуживцами и не думая с ними уже когда-нибудь увидеться.
Глава II
Крепость
«Люблю Россию я, но…»
«Ой, цветет калина в поле у ручья.
Парня молодого полюбила я…»
Дорожные размышления мои были не очень приятны. Проступок мой, по тогдашним нравам, был маловажен. Я не мог не признаться в душе, что поведение мое в трактире было глупо и, хотя не чувствовал себя виноватым перед кем бы то ни было, сознавал, что вскорости меня могут простить, призвать вновь ко двору и отправить на постылые гвардейские вечеринки.
Все это меня мучило, но и надежд на ратные дела и возможности живот свой на благо отечества положить я не терял.
Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге или, если точнее, по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал:
– Барин, не прикажешь ли воротиться?
– Это зачем?
– Время ненадежно: ветер слегка подымается; вишь, как он сметает порошу.
– Что ж за беда!
– А видишь там что? – Ямщик указал кнутом на восток.
– Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.
– А вон-вон: это облачко.
Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял, было, сперва за отдаленный холмик. Ямщик объяснил мне, что облачко предвещало буран. Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены.
(Далее на нескольких страницах автор описывает буран, настигший путников на пути в Оренбург, и рассказывает о том,