не воюй, ратоборец. Срочно только на двор по большому делу нужно, остальное можно отложить. Ты сутки во сне так командовал, что мою Марью Тимофеевну насмерть перепугал, а она в тягостях сейчас… Бриться собрался? Дело нужное. Только смотри – бороду и усы подровняй немножко, а все подчистую не снимай.
– В попы, что ли, меня запишешь? Я еду прямо сейчас! У меня жена в смертельной опасности!
Гладко выбритый, коротко подстриженный и тщательно расчесанный отец Мирослав разительно отличался своим спокойствием от возбужденного, нечесаного Скифа с остатками мыла на лице.
– Присядь, брат мой, и поразмысли спокойно. Ты не поп, и жена, следовательно, у тебя не последняя. Но-но, не след бывшему красному командиру на духовное лицо с кулаками кидаться. А теперь помысли, с чем тебе в Первопрестольную ехать.
Отец Мирослав разложил перед Скифом его же деньги и документы, сомнительный украинский паспорт и двадцать семь долларов мелкими купюрами, не считая украинских купонов.
– Тебе эта фотография нравится? – Отец Мирослав вытащил из бумажника Скифа блок фотографий, на котором была отрезана одна. Это были последние снимки Скифа, сделанные в Югославии. Он снялся перед отъездом на Родину в фотоавтомате одного из белградских универмагов. – Мне лично не нравится. Ты на ней как библейский разбойник с большой дороги. Я одну отрезал себе на память, не возражаешь? – Отец Мирослав раскрыл паспорт, которым снабдили Скифа украинские ангелы-хранители в микроавтобусе. – «Смотрицкий Иван Петрович»… Добро, что хоть еще Мелентием не окрестили.
Отец Мирослав умолк и своими прозрачными польскими глазами едва ли не с издевкой посматривал на зло сжимающего кулаки и губы Скифа. Птички разом перестали чирикать и сквозь прутья клетки любопытными круглыми глазами уставились на замолкших людей. Мария Тимофеевна закрыла рот полотенцем и с ужасом наблюдала небывалую в этом тихом православном доме картину.
Накаленную обстановку разрядил участковый милиционер. Он вошел, держа перед собой фуражку, истово перекрестился на многочисленные образа, затем поклонился на лампадку, снова водрузил на голову фуражку для пущей официальности и с начальственной строгостью в голосе обратился к Скифу:
– Нарушаете, гражданин, паспортный режим Российской Федерации. Надо было отметиться в день приезда в отделении милиции по месту временного проживания.
– Я только что приехал и не успел заявить о себе.
Милиционер снова снял фуражку и протер ее изнутри по околышку вязаной перчаткой.
– Иван Васильевич, стало быть, участковый здешний. Вы уже третий день здесь, могли бы и побеспокоиться. Давайте сюда ваш паспорт и распишитесь вот здесь, – протянул он какие-то листки бумаги.
Скиф вопросительно поднял брови и взглянул на отца Мирослава, тот в ответ пожал плечами и хитровато улыбнулся. Скиф протянул милиционеру свою украинскую «липу». Тот спокойно положил документ в карман, сделал какие-то пометки в своих бумагах и вынул из кармана… российский паспорт:
– Вот,