среда, я вернулся домой, а по одному из боковых коридоров слонялся Власик, вяло улыбался и блестел очками. Я наткнулся на него случайно, разминуться было невозможно, пришлось подойти и поздороваться.
– Привет, – прошипел Власик так снисходительно, что сразу захотелось его стукнуть, но я сдержался. И прошел бы уже мимо, но он остановил меня вопросом: – А что это за бабуся у вас поселилась? Родственница, что ли?
Ну, вы понимаете, как я разозлился, прямо разбушевался. Каким нужно быть недоразвитым типом, чтобы княгиню назвать бабусей! Но опять сдержался: как раз вчера Зинаида Андреевна объясняла мне, что громко выражать свои эмоции можно только в очень редких, особых случаях. В общем, за своими эмоциями я стал следить.
– Нет, – сказал я холодно. – Это не наша родственница.
– А кто же? – ухмыльнулся Власик, и я испугался, что эмоция может оказаться сильнее меня.
– Это наша няня, – ответил я твердо, давая понять, что разговор окончен.
– Няня? – Власика скрючило вдвое, так что я даже испугался, не аппендицит ли это, но, как выяснилось, у болвана просто случился приступ смеха. – Няня? – прошипел он, когда возможность шипеть вернулась к нему. – Это для тебя, что ли? Для маленькой деточки? А я думал, ты уже обходишься без соски.
Я прямо онемел от Власиковой невообразимой наглости, щеки у меня загорелись, как лампочки, но тут, на мое счастье, появилась мама.
– Ах! – сказала она, радуясь Власику, который был несомненный негодяй, только она этого почему-то не видела. – Вы к Кларе? А она еще не вернулась с занятий. Но вы можете подождать в ее комнате.
– Нет, спасибо, я попозже зайду, – сладко прошипел Власик, и вот тут я впервые подумал о том, что даже не то важно, что неизвестно кто пустил его в дом, а то важно, что он бродил по квартире, хотя должен был сразу узнать, что Клара еще не пришла. Впрочем, мысль эта как-то сразу улетучилась.
Вечером было очередное столкновение на почве Власика.
– Ну что? – спросил папа, когда все уже поужинали и нацелились пить чай. – Опять приходил твой нечесаный эксплуататор? – спросил он у Клары. Папа поел, вид у него был добродушный, но Клара все равно вспыхнула. Лицо у нее загорелось, но уже не как лампочка, а как костер в осеннем лесу. То есть кроме алых огненных появились на ее щеках багровые и иных красивых цветов пятна. Еще она стала похожа на факел. Гневно посмотрела на папу и вышла, не соизволив ответить. Вся она в этом – удивительное сочетание внешней хилости и решительной гневности. Кисейная барышня, у которой неожиданно отрастает наган.
Вот тут вступила мама.
– Что же ты делаешь, Владимир Ильич? – мамин голос-бидон был укоряющим в наивысшей степени. – Ты желаешь лишить собственную дочь единственного ухажера. Видишь, как она вспыхнула. Значит, у нее пожар чувств.
– Я желаю, – добродушно, но по-тигриному ответил папа, – чтобы этот тип постригся для начала, тогда будет понятно хотя бы, на кого он похож. Ведь сейчас за метлой у него на голове нельзя ничего разобрать.
А на следующий день