Он был высоким, крупным и крепким мужчиной, с глубоким звучным голосом, выразительными черными глазами и седой бородой – бородой, выдававшей возраст своего владельца. Последнее чрезвычайно огорчало сэра Майкла, потому что он все еще был непоседлив, как мальчишка, и по-прежнему считался лучшим наездником графства.
Он вдовел целых семнадцать лет, и все эти годы его единственное дитя, его дочь Алисия Одли, безраздельно царила в доме. Она хранила у себя все ключи, держа их в карманах своих шелковых передников, она теряла их в кустах, она роняла их в пруд, и, причинив немало хлопот домочадцам, она свято уверовала в то, что именно на ней и держится дом.
Но вот пришла молодая мачеха, и от прежней власти мисс Алисии не осталось и следа. О чем бы она ни просила экономку, та неизменно отвечала ей, что должна передать просьбу миледи, должна спросить у миледи, разрешит ли миледи сделать то-то и то-то, причем не как-нибудь, но именно так-то и так-то. С той поры дочь баронета, прекрасная наездница и приличная рисовальщица, стала большую часть времени проводить вне дома, гарцуя по зеленым лугам и рисуя на листах своего альбома рожицы деревенских мальчишек, изображая коров, быков и вообще всякую живность, попадавшуюся ей на пути. Она раз и навсегда усвоила мрачный тон в отношениях с мачехой. Как ни старалась миледи победить предубеждение Алисии и убедить ее в том, что, выйдя замуж за сэра Майкла Одли, она не нанесла смертельной обиды ее дочери, избалованная девчонка стояла на своем, и сблизиться с нею не было никакой возможности.
Правда состояла в том, что, выйдя замуж за сэра Майкла, леди Одли заключила с ним один из тех блистательных союзов, который просто создан для того, чтобы стать предметом зависти и ненависти для особ, принадлежащих к тому же полу, что и леди Одли.
Некоторое время тому назад она поселилась тут по соседству, став гувернанткой в семье военного врача[13], проживавшего в деревне неподалеку от Одли-Корт. Никто не знал о ней ничего, кроме того, что она откликнулась на объявление мистера Доусона, врача, помещенное им в «Таймс».
Приехала она из Лондона. Единственный документ, бывший при ней, удостоверял, что она работала учительницей в Бромптоне[14], но этой бумаги оказалось вполне достаточно, и врач с удовольствием принял девушку у себя в доме, сделав ее наставницей своих дочерей.
Таланты гувернантки оказались столь блистательными и разнообразными, что оставалось только удивляться тому, что она откликнулась на объявление, сулившее ей весьма скромные условия. Но мисс Грэхем совершенно удовлетворяло ее положение, и она разучивала с девочками сонаты Бетховена, писала акварелью с натуры и по воскресеньям трижды ходила из скучной отдаленной деревни в скромную церквушку – ходила с таким умиротворенным видом, словно не существовало для нее высшего блага, кроме того, что позволяло ей прожить здесь до конца жизни.
Местные жители, понаблюдав за ней со стороны, решили эту загадку по-своему. Девушка с таким добрым и легким сердцем – так они