сняла черную ленточку и взглянула на то, что было привязано к ней.
Это был не медальон, не миниатюра и не крестик: это было кольцо, завернутое в продолговатый клочок бумаги, клочок, покрытый печатными и письменными буквами, пожелтевший от времени и измятый многочисленными сгибами.
Глава 2. Джордж Толбойз: возвращение на родину
Он бросил в воду недокуренную сигару и, облокотившись о фальшборт[17], задумчиво взглянул на волны.
– Голубая, зеленая, опаловая, – сказал он. – Опаловая, голубая, зеленая… Скука смертная! Все бы ничего, но три месяца такой жизни – это слишком долго, особенно когда…
Он оборвал фразу. Похоже было, на самой ее середине ему пришло в голову то, что унесло его отсюда на тысячу миль.
– Бедная девочка, то-то она обрадуется! – пробормотал он, открывая ящик для сигар и отсутствующим взором осматривая его содержимое. – То-то обрадуется, то-то удивится! Бедная девочка! Ведь прошло три с половиной года: то-то удивится!
Это был молодой человек лет двадцати пяти. Смуглое лицо, бронзовое от загара, красивые карие глаза – в них играла женственная улыбка, искрившаяся из-под черных ресниц, – густая борода и усы закрывали всю нижнюю часть его лица. Он был высок, атлетического телосложения; на нем был просторный серый пиджак и фетровая шляпа, беззаботно нахлобученная на копну черных волос. Звали его Джордж Толбойз. Он был пассажиром из кормовой каюты «Аргуса», доброго судна, следовавшего на всех парусах из Сиднея в Ливерпуль с грузом австралийской шерсти.
Вместе с ним кормовую каюту занимали еще несколько пассажиров. Пожилой торговец шерстью, сколотив состояние в колонии, возвращался с женой и дочерьми; тридцатипятилетняя гувернантка ехала домой, чтобы выйти замуж за того, с кем она была помолвлена целых пятнадцать лет; сентиментальная дочь богатого австралийского виноторговца ехала в Англию, чтобы завершить образование; и, наконец, сам Джордж Толбойз; все – пассажиры первого класса.
Джордж Толбойз был на судне главным заводилой и душой любой компании. Никто не знал, кто он, чем занимался и откуда следует, но нравился он всем и каждому. Он сидел во главе обеденного стола рядом с капитаном, помогая ему воздавать должное искусству судового повара. Он открывал бутылки с шампанским и пил со всеми, кто подворачивался под руку. Он рассказывал забавные истории и сам при этом смеялся так заразительно, что нужна была железная выдержка, чтобы не покатиться со смеху вместе с ним. Он бесподобно играл в «спекуляцию» и «двадцать одно»[18], завладевая всеобщим вниманием настолько, что, пронесись в эти минуты ураган, никто бы и ухом не повел.
Живость мистера Толбойза создала у окружающих несколько преувеличенное представление о его учености.
Бледная гувернантка попыталась заговорить с ним о последних новинках литературы, но Джордж лишь несколько раз дернул себя за бороду и промолвил: «О да!» и «Еще бы, конечно!».
Сентиментальная молодая леди, та, что собиралась завершить образование, заговорила было с ним о