Манюню из захватов, сестрёнки оставили его в покое, любуясь им со стороны. А тот стоял среди залы: в зубах дымящаяся сигара; в одной руке, на уровне груди, кофейный прибор с недопитым кофе; другая рука прижата к животу, чуть ниже уровня поясного ремня;; брюки сложились в полусжатую гармонику.
К Чубчику уже спешили Бабэльмандебский и Прыгунец-Скакалкина. Первый поспешно освободил его от кофейного прибора и сигары. Вторая, приблизившись к нему почти впритык, заигрывающим голосом, несколько в нос, изрекла: «Ну что, потанцуем?», и распорядилась: «Что-нибудь этакое, зажигательное, латиноамериканское!»
Музыканты на хорах заиграли «Я в Рио-де-Жанейро». Одна рука у Манюни оказалась свободной, а другой он старался незаметно подтянуть брюки как можно выше. Партнёрша поймала в свою руку свободную руку партнёра, а другой обвила его талию.
– Я вас обняла, – с игривой лукавинкой в глазах засвидетельствовала Анна Ахмутдиновна. – Отчего ж вы не сделаете то же самое? Обнимите же меня!
Мысль Манюни Чубчика лихорадочно работала: взяться за её талию – штаны спадут или же совсем соскочат; держать свою руку во время танца прижатой к своему животу – тоже не дело, не поймут, а если и поймут, то превратно. И тогда он принял единственно правильное решение. Он резким движением отнял руку от своего живота, обхватил партнёршу намного ниже талии и сильно прижал к себе.
– Что вы замыслили, проказник? – испуганно прошептала она. – На нас ведь смотрят.
– Ну и пусть себе смотрят, коль не могут шагать в ногу со временем, – нашёлся Чубчик. – Сегодня в Латинской Америке все так танцуют. Это новое веяние времени.
Сильное прижатие в результате вынужденного слияния партнёров сковывало почти все их движения, за исключением боковых, да и то не на согнутых, мешали коленки. Поэтому ноги танцующей пары работали больше на систематическое расширение при отсутствии всяческих телодвижений. В конце концов Чубчик так прижал её низом к себе и подтянул наверх, что ноги её зависли в воздухе, и он приобрёл свободу движения. Он начал носиться со своей партнёршей по всему периметру залы, а Прыгунец-Скакалкина только и успевала восклицать, изумлённо-радостно: «Ух!.. Ух!..»
Прозвучал завершающий аккорд. Смолкли звуки музыки. Танец прекратился и пары стали расходиться.
Еле высвободившись из цепких рук партнёрши, Манюня вмиг испарился, шустро юркнув в праздную народную массу. Им овладело желание остаться наедине с самим собой и осмыслить всё случившееся. Отдышавшись в туалетной комнате, он быстро привёл себя в порядок, а очутившийся рядом Иван Абрамыч уже успел раздобыть ему брючный ремень. С дрожью во всех чреслах он мысленно старался воссоздать возможные последствия той ситуации, в которой мог бы оказаться. Картина получалась довольно таки неприглядной.
Вновь воротившись в лоно великосветского общества, друзья скромно укрылись за одной из колонн и приготовились наблюдать за тем, что происходит в зале. Но не тут-то было. Намётанный глаз Манюни вмиг уловил начавшееся движение в их сторону