из кармана мятомятный Орбит. Жевала и чувствовала, что по лицу катятся слезы, а я ведь совсем не собиралась плакать. Но я и не ожидала, чтобы Алиса попытается покончить с собой. Или попыталась. То есть она жива. Была? Я написала Юрцу: «Как там?»
Он ответил почти сразу: «Она в больнице».
Я не стала писать, что это он уже говорил. Вдруг упало от Лизы: «У тебя есть Алисин пост с квадратом?»
«Да», – я открыла переписку с Таней, чтобы его переслать, и увидела, что Алиса удалила пост. Это был хороший знак, наверное. Я загрузила фотографию из галереи, послала Лизе. Я понимала, что делаю что-то не очень хорошее, потому что Лиза вряд ли хотела как-то помочь. Скорее, ей хотелось иметь артефакт чужого горя. Но я только что затушила сигарету, которую не успела выкурить даже наполовину, поэтому мне было сложно думать о чужом здоровье. Алиса же сама выложила квадрат себе на стену.
Лиза написала: «Спасибо».
Телефон вдруг что-то проговорил, и я поняла, что не сбросила звонок маме.
– Аня? – повторил телефон уже в мое ухо.
– Да-да, я тут, – сказала я, почему-то думая, что мама могла испугаться. – У меня все в порядке.
Это была неправда. Меня всю трясло, а телефон норовил выскользнуть из рук. Я не знала, что именно сделала Алиса, но почему-то была уверена, что у нее останутся шрамы. Я ненавидела шрамы.
На левой ладони у меня была белая полоска – в пятом классе я порезалась о жестяной лист, которым была прикрыта дырка в школьном заборе. Эта полоска напоминала мне о том, что можно сделать всего одно движение, одну ошибку – и вот тебе уже очень больно, а на землю капает кровь. Порезы на запястье, след от веревки на шее, обожженные легкие и изрезанный желудок – я быстро проворачивала в голове все возможные следы Алисиной ошибки. А я точно знала, что она ошиблась, когда пыталась покончить с собой, потому что мне совсем не хотелось, чтобы она умирала.
– Я буду через пять минут, трубку не вешай, – сказала мама.
– Хорошо, спасибо, мам.
Я плакала уже серьезно, потому что поняла, что мама и вправду испугалась. Если испугалась мама, то, значит, случилось что-то очень серьезное. Но ведь со мной все в порядке!
«Ты как?» – написала Таня.
«С нею сейчас врач», – написал Юрец.
«В порядке, а ты?» – Тане.
«Напиши, пожалуйста, если что-то станет известно», – Юрцу.
Таня: «Я не знаю. Давай после школы встретимся».
Юрец: «Конечно, Ана».
Я ответила Тане, уже забравшись в подъехавшую машину, – мама пристально смотрела на меня через плечо: «Может быть, я напишу позже».
Глава седьмая
Суббота, 16 сентября, вечер
Таня стояла у красно-синего щита экстренной связи. Толпа обтекала ее и затягивалась в переход. Я старалась не толкаться и поэтому пробиралась к щиту медленно, словно сквозь толщу шелестящей воды.
Таня с ее большими глазами больше всего напоминала Еву Краузе с обложки «Расстояния». Казалось, что она только что прекратила плакать, – а ведь новости пришли еще утром.