но чуть не упала на пол. Места было слишком много. Наконец я сдалась и положила голову Тане на плечо.
Мне казалось, что прошло всего несколько минут, но, когда я открыла глаза, вокруг было уже темно. Глаза – мокрые, наверное, красные. Таня улыбнулась, осторожно провела пальцами по моей челке. Я чуть отодвинулась – наушник выпал из уха, спикировал ко мне на колени. Я все еще будто спала и поэтому и не подумала его поднять. Таня протянула руку, пальцы чуть сжали джинсовую ткань у меня на колене. Несколько секунд мы сидели молча, а потом я осторожно разжала Танины пальцы и встала – хотелось размяться.
Таня тоже поднялась, потянулась и чуть не задела какую-то кожаную спину – толпа подступила совсем близко к нашей скамейке.
– Я позвоню Алисе, ладно? – спросила Таня и, прежде чем я успела ответить, протиснулась между спин, доставая на ходу телефон.
Я, будто во сне, опустилась обратно на скамейку. Странный день, странный вечер.
Пива не осталось, не осталось и сигарет, но нужно было дождаться Таню – если оставить место без присмотра, то его займут, а мне хотелось еще посидеть здесь, среди людей.
В поездке в Суздаль было хорошо – и в автобусе, и в сырой узкокоридорной гостинице, которая будто норовила завалиться на сторону. Мы – и ученики, и учителя – ощущали себя чужими в незнакомом городе, и из-за этого между нами установилось странное понимание. Я наконец ощутила себя москвичкой.
Георгий Александрович поехал с нами впервые. К истории или искусству он не имел никакого отношения, но для поездки был необходим взрослый, который мог бы следить за мальчиками. Раньше эту роль выполнял кто-нибудь из родителей, но учителям надоело каждый раз искать добровольца. Георгий Александрович тогда только пришел к нам в школу и еще не научился отказывать коллегам.
Экскурсии я запомнила плохо – кремль, кажется, церкви, церкви. По вечерам – идиотские мероприятия, в которых никому не хотелось принимать участие. Ночью – разговоры шепотом через провалы между узкими, скрипучими кроватями.
Лиза и тогда уже говорила больше, чем остальные девочки. Мы лежали с ней на соседних кроватях, и в первый день перед сном я услышала, как она бормотала:
– Любит не любит, любит не любит.
– Ты о ком? – спросила я шепотом.
– О Юрце, – честно сказала Лиза. – Думаю, скорее любит.
– Почему ты так думаешь? – спросила я.
Юрец был на голову выше всех мальчиков и держался отстраненно. На переменах он уходил общаться с ребятами из восьмого класса. Из нашего класса он дружил только с Таней, и то потому, что она никогда не оставляла его в покое.
– Я разбираюсь, – сказала Лиза. – А ты нет.
– Хорошо, – сказала я – мне не очень-то и хотелось разбираться в такой фигне.
– Ты, когда подрастешь, поймешь, – сказала Лиза.
– Ты меня на месяц старше, – прошипела я и даже сама удивилась своей обиде.
Лиза долго молчала, а потом отвернулась от меня. Я тоже отвернулась и почти сразу задремала. Мне показалось, что кровать качается почти так же, как автобус, и я,