Лель, что сделал ее Сварог сам, и наказал смотреть, беречь – второй такой не будет.
Кот был уверен, что в любой сказке, даже если она начинается с грустного, все должно быть хорошо потом, иначе, что же это за сказка получается, но тут как-то все не то и не так было с самого начала.
Черти возвращались растерянные и взъерошенные и говорили о том, что даже если она и сквозь землю провалилась, то и там им ее отыскать не удалось. Под землей ее тоже не оказалось.
Лель в тот же вечер вернулся на небеса, потому что не мог он больше в мире, где украли музыку, оставаться. И не известно, что было в Ирии, только на земле больше музыки не осталось. И такое это лето унылое было и тихое, что порою даже раскаты грома им музыкой казались
– К беде тишина такая, – говорил Леший
– И раскаты грома не к добру, вон как громыхает, – вторил ему Водяной
Кикимора ругалась на них, чтобы они не каркали, просила, только каркай не каркай, а тому чему быть, того не миновать.
И с тех незапамятных времен и знали, что ничего хорошего не будет в мире, в котором украли музыку, и если в самый разгар лета только гром и громыхает, этот мир точно обречен на беду.
Так вышло, что только и успели они запомнить грустную песню Леля, и была он о любви Купалы и Костромы, о костре, ставшем пепелищем, да о болоте жутком, где навсегда и остались влюбленные. Но уходить всегда легко, трудно оставаться. И для оставшихся буря и начиналась. Зло разрасталось, и порой казалось многим, что оно может победить вдруг.
И первая грустная песня,
О брате влюбленном звучала.
И страшные страсти воскресли,
Когда темнота наступала.
Повторял кот на все лады потом, и страшно злилась Яга. Ей совсем не нравилось то, что он вот так ко всему относился. Но спорить с упрямцем было бесполезно.
– А я – то что, – говорил он ей, – то твой любимый Лель пел, я запомнил и тоже решил попеть немного, ему можно, а мне нет?
– Он был и сплыл, в Ирии своем развлекается, а ты тут нас извести решил, – не сдавалась Яга
– А я под твою дудку плясать не собирался, другой песни мы послушать не успели, тогда может, все не так страшно бы было.
Но чтобы они не говорили и не делали, случилось только то, что случилось, и тут ничего больше переменить и нельзя было.
Так и жили они тогда, в те последние весны, а потом… Потом наступила осень, как и положено было ей.
Глава 11 Танец Живы в финале осени
И первый снег и листьев желтизна,
Когда нагрянет осени стихия.
И сбросив свой наряд, кружит она,
О, Жива, Жива, как мы славно жили.
Но вот уже Кащей в свои объятья
Берет весь мир. И яростный старик
Швыряет снегом, и едва ль понять нам,
Как странно светел и печален миг.
И лишь она, обнажена сегодня,
И отдает последнее тепло.
И гаснет солнце, и Морена-сводня,
Взирает