для роботов, по изощренному садизму. Как рявкнет:
– Девушка, в последний раз спрашиваю – вы хотите получить визу?
Вот ни единого слова не привираю! Так было сегодня. Я растерянно снимаю очки, беру папку, медленно отхожу от стойки. На меня устремлено множество сочувствующих глаз. Парень с дредами качает головой: мол, я же говорил. Блджад…
Я бросаю папку на пол. Скорее обреченно, чем отчаянно-залихватски. И выдыхаю:
– Йога!
Я становлюсь головой на папку. Становиться на голову нас учили на физре еще в шестом классе. Тетенька-робот, перевернутая для меня вверх тормашками, чуть не вылезла из своего окошка от удивления. А зубы, белые-пребелые, прямо над ее темным носом, так и клацнули.
Тут бы мне написать: «Пораженная моим неистовым напором и находчивостью, неподкупная страж порядка всё-таки сдалась и тут же выписала мне визу».
Ага. Щаз! Бежит и волосы назад. Через пару секунд я рухнула на пол. И никакой визы мне не дали. Политика…
* * *
Этот Город не отпускал меня. Он не боялся, что я возненавижу его. Или прокляну. Или просто навсегда забуду его имя. Город М. равнодушно и холодно, сквозь адскую жару и инфернальный дым, испытывал меня на прочность.
Я решила пойти в обход: полететь в Ямусукро через какую-нибудь третью страну, где не требуется виза. А уже на месте, на таможне, прикинуться дурочкой, рассказать про клинику – там ее все знают. План, конечно, не очень, но другого мне в голову пока не приходило.
Сориентировавшись по ценам на авиабилеты, я поняла, что денег у меня на карте столько нет. Просить у дедушки – но он считает меня паникёршей, а значит, будет отговаривать лететь к родителям, настаивая на том, чтобы я подождала. Занять у Феликса – вариант еще хуже, так как он паникёр еще побольше моего.
Я порылась на полках: небольшой сервиз – мамино фамильное серебро – его, конечно, жаль, но это как раз то, что мне поможет попасть к маме и папе. Однако за последние месяцы серебро настолько почернело, что мне понадобилось часа два на то, чтобы при помощи зубного порошка, как всегда делала мама, реанимировать цвет сахарницы и молочника и заставить поднос сиять до блеска. Зато потом, смотрясь в него, как в зеркало, я подправила макияж и уже через пятнадцать минут была в Большом Афанасьевском.
Отдышавшись после быстрой ходьбы при таком задымлении, я нашла знакомый уже ломбард. Недавно, когда у дедушки была полукруглая дата, у меня было совсем плохо с финансами. Пришлось побродить по староарбатским ломбардам – сдать одну золотую вещь и заиметь денег ровно столько, чтобы хватило на достойный подарок деду. Стыдно признаться, но этой вещью была золотая челюсть из пяти зубов, которая принадлежала как раз дедушке (до того, как он сделал себе нормальные зубы). И вроде в этом нет ничего криминального – не украла же я это золото! – челюсть мне отдала мама, что-то вроде семейной реликвии, на память. А тут получается, что я мало того, что семейную память разбазариваю, да еще и деду вроде как его же челюсть и возвращаю, только в трансформированном виде.
Но я решила на эту тему особо не загоняться, а оправдаться