смыслы, мерцающие в подтексте произведений позднего искусства, реализуется в заключении В.Н. Топорова о первобытных формах искусства: «… древнейшие образцы изобразительного искусства и не имели цели передачи сюжета. Скорее в них лишь заготавливались некоторые шаблоны, указывающие на какую-то совокупность объектов и отношений между ними, которые позднее могли оформиться сюжет» (Топоров, 1972.С. 84).
В жизни и культуре нового времени архаические миф и ритуал функционируют как вторичная семиологическая система, воспроизводящая общие законы мифологического мышления в отдельных элементах целостной смысловой структуры, восходящих к изначальному (так называемому – «основному») мифу. Мифологическая основа обнаруживая свое присутствие в определенных предметах, явлениях, персонажах, их именах и сюжетах, в которых последние функционируют, расширяет и углубляет смысловые границы текста. Рассмренный в этом аспекте текст, по определению М.М.Бахтина, предстает как «своеобразная монада, отражающая в себе все тексты» (Бахтин, 1986.С. 298).
В этом направлении строятся исследования кембриджской, а позднее – ритуально-мифологической, опирающихся на теорию архетипов К.-Г.Юнга, труды Ф. Боаса и Л. Леви-Брюлля, указывающие на превалирующую роль мифа в первобытном мышлении. Научные разыскания последователей и сторонников ритуально-мифологической школы направлены на выявление «первоначал бытия», лежащих в генезисе некоторого современного смысла, в том числе художественного произведения. Парадигматические сюжеты, по мнению исследователей, берут начало в ритуале и мифе. На раскодирование мифоритуального истока текста направлена работа М. Бодкин «Архетипические модели в поэзии» (1934, 1963). А.Н.Веселовский в «Исторической поэтике» выдвигает теорию «первобытного хорового синкретизма», согласно которой ритуальное действие рассматривается как единый генетический корень для эпоса, лирики и драмы (Веселовский,1989. С. 155–246). Плодотворные результаты принес коллективный труд «Тристан и Исольда», направленный на установление генетических корней сюжета, образа или явления. Определяя цели коллективных разысканий, О.М. Фрейденберг писала: «… сюжет не рождается из ничего, <…> его история есть история его развития, т. е. <…> он построен на семантическом пучке, отражающем мышление космической стадии…» (Фрейденберг, 1932.С.3). В ходе диахронического раскодирования сюжета исследовательница устанавливает доантропоморфный характер образов, которые представляют собой персонификацию природных стихий (Исольда – вода, Тристан – огонь или его репрезантив – солнце). Характеризуя научные достижения О.М. Фрейденберг, Ю.М. Лотман особо подчеркивал, что исследовательница рассматривает ритуал «как сюжетно- и мифопорождающий механизм культуры» (Лотман, 1973.С.484), причем элементы ритуальной архаики приобретают статус «органических форм, обеспечивающих целостность человеческой культуры как таковой» (Лотман, 1973.С.485). Е.М. Мелетинский, сравнивая сюжет о Тристане и Изольде с мотивами кельтской