Я прошу тебя приказать своим дружинникам, чтобы они прекратили бесчинство в городе.
– Ха! – воскликнул Владимир. – А может, им еще и ангельские крылья нацепить?
Его лицо налилось злой кровью. В глазах зачернело каменное упрямство:
– Не скажу им этого. Пусть дружинники веселятся, как хотят. Они други мои и в сражении за меня жизнь кладут. Мне для них ничего не жалко, ни золота, ни серебра, ни тем более чужих баб и девок. Без своих друзей я ничего не буду иметь, а с ними – все!
Юлия, потупив глаза, смиренно согласилась:
– Это правда, князь силен своими дружинниками. Но…
Глаза монахини дерзко блеснули. Этот блеск напомнил Владимиру времена, когда жена его брата стала его наложницей. С тех пор Владимир знал многих женщин, но еще ни одной не встречал, способной сравниться с Юлией. Были и горячие до безумия девки и бабы, и холодные, как зимний лес, и так себе… Но в Юлии был огонь и лед одновременно: только что окатит холодом и тут же обожжет.
Владимир окинул взглядом Юлию. В бесформенном монашеском одеянии глядится она опавшим зимой листом, – черным, бесцветным и смятым, и вызывает только мысль о смерти. Но лицо, оливковое, горячее, с сумасшедшими черными глазами, невольно вызывает низменную страсть. Огонь и лед.
Глаза Юлии горели, она убеждала:
– Но скоро приедет Болеслав, король польский. И что скажет истинный христианин, когда застанет в городе Содом и Гоморру? Захочет ли он отдать свою дочь за сына варвара? Неужели ты хочешь расстроить свадьбу своего сына?
Закончив речь, Юлия склонила голову, пряча глаза.
– Вот все, о чем я хотела тебя предупредить.
И вновь ее фигура приобрела смиренный вид.
Несмотря на то что Юлия говорила чрезмерно резко, и Владимир даже начал на нее сердиться, однако он все же сообразил, что в ее словах была своя доля истины. Болеслав и сам не был ангелом, и женщин у него было не меньше, чем у самого Владимира. Однако не стоило выставлять дела домашние напоказ чужим глазам.
Владимир взял руками голову Юлии, поднял и в упор вгляделся в ее черные глаза. Ему хотелось увидеть ту молодую гречанку, что сводила его с ума, о которой он думал день и ночь. Но огонь уже потух, и он видел перед собой бездонные черные колодцы. Из колодцев тянул такой холод, что Владимир внезапно почувствовал где-то под сердцем комок льда. Он опустил взгляд и увидел мелкие морщинки на верхней губе. Знак скорой старости. Это была уже другая женщина.
Владимир отстранился от Юлии и сухо проговорил:
– Я подумаю о твоих словах.
Поняв, что разговор окончен, Юлия пошла к двери. Уже около двери она услышала в спину слегка охрипший голос Владимира.
– Ты, княгиня, больше ко мне с просьбами не ходи.
Черная спина монахини дрогнула, но она не остановилась.
Вернувшись в келью, где Святополк и Свенельд уже притомились, сидя без дела, Юлия лаконично сообщила Святополку, что Владимир, хотя и не пообещал, но своих дружинников, несомненно, угомонит, потому что в конце концов он не захочет расстроить свадьбу пасынка, сулящую ему немалые политические