своему помощнику: – Во что бы то ни стало, Август Семенович, это дело надо распутать. Нашумело оно, и мы должны отыскать преступников.
– Употреблю все старание, ваше превосходительство, – ответил помощник.
– Что нашел доктор?
– В чашке нарублено мясо всего трупа. Доктор нашел там большой палец руки, пальцы ноги, внутренности.
– Я думаю сначала поручить дело этим… как их?.. которые нашли.
– Чухарев и Калмыков.
– Вот им. Каковы они?
– Старательные и горят рвением.
– Ну, ну! И каждый день мне доклад.
– Слушаю, – сказал помощник начальника сыска и, выйдя из кабинета последнего, тотчас вызвал к себе Чухарева и Калмыкова. Когда те явились, он сказал им: – Его превосходительство поручает вам расследование дела о таинственном преступлении. Теперь у вас случай отличиться. В городе только и говорят об этом деле.
Лица Чухарева и Калмыкова просияли.
– Употреблю все старания, – сказали они в один голос.
– Ну и с Богом! Каждое утро мне докладывайте, как идет дело.
Агенты поклонились и вышли из кабинета помощника начальника.
Маленький, рыжий и более экспансивный Чухарев, едва они вышли в коридор, сказал Калмыкову:
– Мы, Потап Никитич, пройдем в» Плевну» и поговорим. Надо действовать согласно; дело мозговое.
– Пройдем! – мрачно ответил Калмыков.
Они спустились вниз, оделись и через двадцать минут уже сидели в отдельном кабинете трактира» Плевна». Перед ними стояли графин водки, селедка, грибы, вареный картофель и горячая солонина; несмотря на раннее время, из общего зала до них доносились звуки вальса» Дунайские волны».
Чухарев налил в рюмки водку, чокнулся с Калмыковым, опрокинул рюмку с таким видом, словно это была вовсе не водка, а уксусная эссенция.
– Вот и поговорим! – начал Чухарев. – Прежде всего это – несомненное преступление…
– Дурак, – лаконически сказал Калмыков. – Кто же не знает, что это – преступление?
– Я это для слога. Ну, хорошо. Итак, убита женщина.
– Опять это все знают.
– Ах, не перебивай! Убита женщина. Но чего ради? А? Из ревности – раз; чтобы отвязаться – два; чтобы ограбить – три.
Чухарев отложил вилку и, выставив красную, веснушчатую руку, загибал на ней пальцы.
Калмыков слушал и ел с таким мрачным видом, словно на тарелках лежали не солонина, картофель, грибы и прочее, а куски изрезанной женщины.
Но Чухарев забыл о еде и продолжал:
– Разберем. В первом случае я допускаю женщину, но в остальных двух – только мужчина. Ищи мужчину. А какие следы? А?
Калмыков, продолжая хранить молчание, налил себе четвертую рюмку водки, выпил и стал доедать солонину.
А Чухарев продолжал:
– А какие следы? Никаких. Но есть кончики, – он поднял палец, увидел себя в зеркале и лукаво подмигнул себе, – и какие кончики!..
– Да говори, черт тебя возьми,