полулёжа у жарко пылавшего костра, смотрел, как и все, на необычно большую цикаду, безбоязненно подошедшую к огню. Внезапно он почувствовал, что мысли его начали мешаться. Словно некто посторонний, бесконечно чужой, проник ему в голову и пытается что-то внушить. В голове вспыхивали странные картины никогда не виданного многокрасочного мира. Это было так удивительно, что Пелоп не заметил, как кузнечик исчез.
…Осуществляя свой последний замысел, отважный эльдарянин подошёл как можно ближе к костру, вокруг которого расположились двуногие. Он чувствовал, что силы его на исходе, и хотел, чтобы телепатемы, адресованные Пелопу, не рассеялись в пространстве, достигли адресата. В эти мгновения капитан не думал, что рискует собственной жизнью. Когда жар костра стал нестерпимым, эльдарянин спрятался за валун, расположенный рядом с костром, и продолжал настойчиво воздействовать на мозг молодого пастуха.
– Что с тобой, Пелоп? – спросил старый пастух. – Голова болит?
– Ничего, – ответил Пелоп, с трудом ворочая непослушными губами.
– Может, на, солнце перегрелся? Ты бледен как смерть.
– Устал немного, – сказал Пелоп. В эту минуту он хотел только одного: чтобы никто не мешал ему.
… Горы, горы, горы… Пелоп один, а вокруг него горы, перемежаемые пропастями. Ходить тут немыслимо, летать он не умеет. Остаётся лишь одно – прыгать с вершины на вершину. Именно это и заставляет его делать чья-то посторонняя воля. Каждый прыжок у Пелопа оказывается удачнее предыдущего. Оказывается, прыжки – это целая наука, тонкая и сложная. И он постигает её!
Неожиданно перед Пелопом разверзлась пропасть. Он оказался на небольшом плато, со всех сторон окружённом пустотой. Чтобы спастись, нужно перепрыгнуть пропасть.
Странное состояние Пелопа продолжалось. Он вроде сидел у костра в окружении пастухов и в то же время находился за тридевять земель от них, в непонятном царстве пропастей и скал.
Очутившись на плато, маленькой площадке, со всех сторон окружённой пустотой, Пелоп в первое мгновенье растерялся. Выбраться отсюда невозможно. Прыгать? Но в лучшем случае он долетит только до середины и рухнет вниз, на острые пики, поблёскивающие внизу сквозь туман.
Эльдарянин напрягся из последних сил, стараясь, чтобы телепатемы получались как можно чётче.
Пелоп застонал, словно в мозг его впилась раскалённая игла. Мысль, невозможная, вдруг вспыхнувшая в уме, мучила его.
– Выпей фалернского, – сказал кто-то, протягивая Пелопу козий мех с вином.
– Лучше молока выпей, – сказал старый пастух Пелопу.
Холодное козье молоко на миг возвратило Пелопа на землю. Он услышал оживлённые разговоры о давешнем землетрясении, о предстоящей олимпиаде, о видах на урожай. Но тут же оживлённые лица пастухов как бы потускнели, подёрнулись пеленой, костёр исчез, и он снова очутился на каменистой площадке.
Прыгать? Прыгать, взяв в обе руки груз?! Но ведь он будет тяжелее?… Однако внутренний голос убеждал его, что другого выхода нет.
Пелоп