в гору Щербатую земля покосилась на юго-восток; [он] боролся за престол с Гаосином[98], а в результате погиб в пучине, род его прервался, прекратились жертвы предкам. Наследник юэского вана[99] бежал в горы, но юэсцы выкурили его из пещеры, и он вынужден был подчиниться. С этой точки зрения достижение чего-либо зависит от благовременья, не от соперничества; порядок зависит от дао, не от мудрости. Земля находится внизу и не стремится ввысь, поэтому покойна и не тревожится; вода течет вниз, никого не опережая, поэтому течет быстро, не замедляя течения.
Когда-то Шунь[100] пахал на горе Ли. На следующий год земледельцы стали бороться за тощие земли, уступая друг другу жирные; [Шунь] удил рыбу у самого берега, а на следующий год рыбаки стали бороться за мелководье, уступая друг другу глубины и заливы. В те времена уста не произносили речей, рука не делала указующих жестов. Хранили сокровенное благо в сердце, а изменения происходили [как по велению] духа. Если бы Шунь не обладал волей, то какие бы прелестные речи ни произносил и сколько бы по дворам ни говорил, не // изменил бы этим ни одного человека. То дао, которое нельзя выразить словами, велико и могущественно! Поэтому смогли справиться с саньмяо, привлечь ко двору племя Крылатых, склонить на свою сторону государство Нагих, собрать дань с сушэней[101], не рассылая приказов, не распространяя повелений. Изменяли обычаи, меняли привычки – и все это лишь велением сердца. Законы, установления, наказания, штрафы – разве могли бы достичь этого?
Вот почему мудрец пестует свой внутренний корень и не занимается украшением верхушки[102], хранит свой разум и сдерживает ухищрения своего ума. Безмолвный, пребывает в недеянии, но ко всему причастен; невозмутимый, не управляет, а все содержит в порядке. То, что называю «недеянием», означает не опережать действия (хода) вещей; то, что называю «ко всему причастен», – это следовать действию (ходу) вещей; то, что называю «неуправлением», – не изменять естественности; то, что называю «все содержит в порядке», – соблюдать взаимное соответствие вещей. Тьма вещей имеет нечто, ее породившее, но только [сама вещь] знает, как сохранить свой корень; сотни дел имеют некий общий источник, но только каждое из них знает, как сохранить свой ход. Это значит – конец не имеет конца, предел не имеет предела.
Постигать вещи, не ослепляясь ими, откликаться на звуки, не оглушаясь ими, – это значит понять небо[103].
Вот почему тот, кто обрел дао, слаб волей, но силен делами. Сердце его пусто и откликается должному[104]. Те, кого называю «слабыми волей, сильными делами», мягки, как пух, и тихо покойны, прячутся за робостью, скрываются за неспособностью. Спокойно бездумны, действуют, не упуская момента, вместе с тьмой вещей вращаются, свершая кругооборот. Не запевают первыми – воспринимают и откликаются. Вот почему благородные берут имена подлых[105], а высокое неизбежно берет за основание низкое. Опираются на малое, чтобы объять большое; помещаются