государства гостеприимного союза за то, что они приютили святыни римского народа и жриц и по милости этого народа не было прервано почитание бессмертных богов; о праздновании Капитолийских игр в благодарность Юпитеру Всеблагому Всемогущему за то, что он при тревожном положении спас свою обитель и твердыню римского народа, а равно и о поручении диктатору Марку Фурию составить для выполнения этого дела коллегию из лиц, живущих на Капитолии и в Крепости[395]. Независимо от этого зашла речь об искуплении вины за пренебрежение к голосу, слышанному ночью и предупреждавшему о несчастии еще до войны с галлами, и повелено было соорудить на Новой улице часовню Аию Локутию[396]. Золото, вырванное из рук галлов, а равно и то, которое снесли из других храмов среди сумятицы в божницу Юпитера, признано «священным» и повелено положить его под трон Юпитера, так как не могли разобраться, куда какое следует отнести обратно. Уже раньше религиозность граждан обнаружилась в том, что, когда в казне недоставало золота для пополнения суммы условленного с галлами выкупа, его взяли от матрон, добровольно предложивших свои услуги, чтобы только не трогать священного золота. За это матрон благодарили, оказав им новую честь, дозволив торжественное прославление их после смерти наравне с мужчинами.
Когда исполнено было все то, что относилось к богам и могло быть сделано только при посредстве сената, тогда, наконец, видя, что трибуны неустанными речами подбивают плебеев бросить развалины и переселиться в готовый город Вейи, Камилл в сопровождении всего сената явился на народную сходку и тут держал такую речь:
51. «Мне, квириты, до такой степени тягостны споры с народными трибунами, что не только единственным утешением моего скорбного изгнания во время пребывания в Ардее была жизнь вдали от этих препирательств, но, имея в виду эти самые препирательства, я никогда и не вернулся бы обратно, хотя бы вы тысячу раз вызывали меня и сенатским постановлением, и повелением народа. И теперь побудила меня вернуться не перемена моего образа мыслей, но ваша судьба, так как дело шло о том, чтобы отечество оставалось на своем прежнем месте, а не о том, чтобы я оставался в отечестве. И теперь я охотно держался бы спокойно и молчал, если бы и настоящая жестокая борьба не была борьбой за отечество, когда не являться на помощь, пока хватает жизни, для других постыдно, а для Камилла еще и преступно. В самом деле, зачем мы его отвоевали, зачем, когда оно было осаждено, вырвали из рук врагов, если, отобрав, сами бросаем на произвол судьбы? Когда победили галлы, когда взяли весь город, все же боги и юноши римские отстояли хоть Капитолий и Крепость и остались в них жить. И неужели, когда победили римляне и отняли обратно город, Крепость и Капитолий будут брошены на произвол судьбы и удача причинит этому городу больше опустошения, чем наши несчастья? Даже если бы вместе с закладкой города не было положено оснований всем религиозным установлениям и они не передавались преемственно из рук