маме что-то про «обязательства». Отсутствие Джеймса остро ощущалось в ее доме. Мама говорила нам, что у Линси было трудное детство, и за суровой, жесткой натурой скрывается «напуганная маленькая девочка». Но ее слова никак не сочетались с моим представлением о яростной богине, на которую мне хотелось быть похожей.
Через несколько недель едкое чувство юмора вернулось. Когда я сделала экзотическую стрижку, она сказала: «Ты хочешь все в жизни попробовать? Побрейся налысо – это будет лучше». Она и сама пробовала все. У нее была масса друзей-мужчин, от которых пахло цитрусами. Они сопровождали ее на премьеры и вечеринки, а иногда устраивали шумные праздники в ее доме – Линси называла это своим «лекарством».
Матери моих одноклассников сплетничали о разрыве Линси с Джеймсом – они прочитали об этом в газетах. «Она совсем одна в этом большом доме. Как печально», – говорили они, но я знала, что они кривят душой, хотя и не понимала почему.
Лишь много лет спустя я поняла, каким был разрыв Линси с Джеймсом. Лишившись его бесспорной силы и статуса, она ничуть не пострадала. Ее жизнь осталась прежней. Она встречалась с теми же друзьями, ходила на те же вечеринки и водила ту же шумную спортивную машину. Она ничем не поступилась ради него, не отказалась от своих взглядов и ни в чем не смирилась, признав его превосходство. Она вернулась к себе самой, какой не переставала быть. Ее часто называли «трудной», «невозможной» или «пугающей» – и все это было правдой. Но именно такой она и должна была быть – ведь она была первой поселенкой, прокладывающей путь для других женщин острым мачете. Она показывала пример тем, кто хотел жить собственной жизнью, не оглядываясь на других и не подстраиваясь под чужие ожидания.
Линси, сама того не желая, познакомила меня с другой женщиной, которой нравилось жить не так, как все.
Я случайно заметила девочку, которой, как мне показалось, тоже было лет одиннадцать. Девочка направлялась ко входу в дом Линси. Она оживленно болтала с матерью. Одета она была с небрежностью поп-звезд и окружена атмосферой, не похожей на атмосферу нашего района. Я сразу почувствовала, что она не прогуливается вдоль моря и не обводит передачи в программе. Иногда я смотрела на нее из окна, быстро прячась, чтобы она не заметила меня за нашим готическим портиком.
Но девочка эта выбрала более прямой подход. Однажды в дверь позвонили, я открыла и увидела, что она стоит на пороге в оранжевом сетчатом топе и миниатюрной черной кожаной куртке.
– Привет, я Джейн, – с уверенной улыбкой сказала она. – Моя мама гостит у Линси. Не хочешь прошвырнуться?
Прошвырнуться? Изысканно и классно – наверное, так общаются между собой члены американских поп-групп. Вот так, совершенно неожиданно, у нас с Рэйч появилась лучшая подруга.
Джейн не ела на завтрак вчерашние канапе. В ее доме, который находился всего в нескольких милях от нашего, в Хэмпстеде, не ночевали чилийские пианисты. И ее кровать никто не предоставлял для супружеских измен.