освещение не в традициях ураний, а мы находимся на их территории.
– Понятно. А ночной сон бабочкам необходим?
– Урании ведут ночной образ жизни. Днем они не спали только потому, что хотели посмотреть на тебя.
– Очень мило с их стороны, – заявил Грег. – Но я веду дневной образ жизни. И сейчас я хотел бы поспать. Готов продолжить общение утром. Ты не против?
– Я не против, – как-то совсем по-человечески ответил император. – Но у нас принято перед сном удовлетворять желания, связанные с биологическим воспроизведением.
– У нас тоже есть похожая традиция, – усмехнулся Грег, – но тут вы мне вряд ли сможете помочь. Спокойной ночи.
Он вернулся внутрь, ощупью нашел циновку, разделся и растянулся на ней во весь рост, чувствуя неприятную липкую влажность тела. «Интересно, моются эти чертовы бабочки когда-нибудь или нет? Наверное нет, у них же крылья, которые, небось, нельзя мочить. А мне обязательно надо умыться. Завтра нужно будет решить и этот вопрос». За день произошло столько событий, что на их осмысление понадобится немало времени. Но сейчас утомление брало верх, и почти сразу Грег начал засыпать.
… Ему снилось что-то прозрачное и неуловимое. Что-то сплошь из легких касаний и шепотков. Он словно погрузился в тихую и нежную суматоху с явным эротическим уклоном. Казалось, кто-то легко и влажно касается его губ и тела, включая самые интимные места. Их трогают, щекочут, теребят и целуют…
Внезапно проснувшись, Грег понял, что это совсем не сон. Темнота была почти полной, и ничего конкретного он не видел, но очертания нескольких крылатых фигурок, хоть и смутно, но все же угадывались. Да и без того было понятно, что происходит в его «спальне». Несколько ураний, тихо переговариваясь между собой и посмеиваясь, ласкали его тело, возбуждая физическое желание и пытаясь его удовлетворить.
«Надеюсь, это хотя бы самки?.. – сквозь сон подумал Грег, но тут же, окончательно проснувшись, возмутился: – Этого мне еще не хватало! Зоофилия какая-то!»
– Ну-ка, брысь! – рявкнул он в темноту. Шелест крыльев взметнулся и исчез. Словно ничего и не было. Осторожно, боясь кого-нибудь ударить или придавить, Грег сел на циновке.
«Нет, это уж слишком! – решил он. – Надо сразу правильно себя поставить. До каких пор эта проклятая бабочка будет считать, что вправе решать за меня все, вплоть до тонкостей моей личной жизни?»
Грег поднялся и решительно выбрался наружу. Ночь была темной, но звезды сияли ярко, значительно ярче тех, которые он видел когда-то. И благодаря их свету контуры императорского флаера проступали из сумерка.
– Эй, ты! – крикнул Грег в темноту.
– Слушаю тебя… – Голос Лабастьера слегка помедлил и закончил: – … Человек.
– Вот именно! Человек! Я – человек, и я свободен! Я – не животное из твоего зверинца. Впредь спроси, насекомое, хочу я чего-то или не хочу, а потом уже делай это! И не смей вторгаться в мою личную жизнь! Ты понял, что я имею в виду или нет?
Лабастьер снова помедлил, а затем произнес с нарочитой отчетливостью:
– Я