этого, как мы тогда говорили, «пикника», хотя и однообразие жизни в гарнизоне уже доставало.
Но если для «курсантов», а под таким наименованием мы проходили по всем полковым реестрам, недельный выезд на полигон был проверкой на вшивость, то для наших преподавателей – как для горожанина рыбалка, а точнее – охота.
О том, что там нам, наконец, покажут, как выглядит мама Кузьки, мы слышали в минуты тяжелого подъема, во время принятия скудной пищи и, конечно же, на каждом занятии.
И вот этот день настал. Точнее, не день, а вечер накануне выезда.
Весь полк: и нас, курсантов, и «срочников» выстроили на плацу на общую «предсоломную» поверку (после которой «все в солому» и отбой).
Такое совместное построение было за все время сборов только раз, в день нашего прибытия. А так у них своя свадьба, у нас – своя.
После стандартной переклички командир полка объявил о предстоящем выезде всего воинского состава на полигон.
«Ура!!!» – не по уставу отреагировали курсанты.
Далее полковник объяснил, как сейчас говорят, логистику предстоящей передислокации полка, назвал ответственных, призвал нас к боевым подвигам и поблагодарил за что-то. Тысяча парней с четкой синхронностью ответили:
– Служу Советскому Союзу!
Все уже ждали команды «Разойтись».
Но действительный (а мы их ценили выше, чем своих, «кафедральных») полковник нашей славной армии при всем строе вдруг неожиданно приказывает:
– Курсант Булибеков, выйти из строя.
Пока я выбирался из своей шеренги, пока проделывал положенные «три шага от строя», пока разворачивался кругом и докладывал, приложившись к виску, о том, что, мол, только по вашей личной просьбе и вышел, «всю дорогу» напряженно думал – за что?
Грехи перед непобедимой были, но не такие, чтобы выволочку от командира полковой части получать. Он мог по уставу не то что на «губу» посадить. В его власти было под трибунал отправить или (что хуже, как говаривал товарищ Оспанов, чем «турма») в штрафбат.
А заслуг, чтобы вызывать из строя, точно не было. Даже старушку через дорогу не переводил.
И тут полковник зачитывает телеграмму от ректора университета с просьбой откомандировать меня срочно в Москву с целью прохождения медкомиссии для участия в Советской антарктической экспедиции.
Строй курсантов, состоявший из будущих физиков, математиков и программистов, опять отреагировал не уставно, да еще с явной какофонией голосового строя. Кто-то даже забыл наставления майора Крышина.
– Отставить! – взревел Оспанов и на казахском нецензурно, изощренным матом добавил о своих нетрадиционных отношениях с нашими отцами.
После моего возвращения из Москвы (посещение которой было тоже двухнедельным пробуждением от летаргии сборов) начальник, обращаясь ко мне, назвал меня дезертиром, бросившим в бою товарищей. Правда, в конечном результате, а именно – на экзаменационной