день бывал я весел
и не темнело небо синее,
то я намного меньше весил —
не вес ли клонит нас в уныние?
Я, даже не смыкая век,
лежать люблю – до обожания,
ведь сам по сути человек —
продукт совместного лежания.
Хоть мысли наши Господу угодны,
в одном забавно схожи все они:
высокие раздумья – многоводны,
что делает их реками херни.
Кормежка служит нам отрадой,
Бог за обжорство нас простит,
ведь за кладбищенской оградой
у нас исчезнет аппетит.
Я личное имею основание
не верить сильной пользе от учения:
я лично получал образование,
забытое в минуту получения.
В душе – глухая безнадега,
в уме кипит пустой бульон;
а вариант поверить в Бога
давно отвергли я и Он.
Почему-то порою весенней
часто снится, внушая мне страх,
будто я утопаю в бассейне,
где вода мне всего лишь по пах.
Года мои стремглав летели,
и ныне – Бог тому свидетель —
в субботу жизненной недели
мое безделье – добродетель.
Из мелочи, случайной чепухи,
из мусора житейского и сора
рождаются и дивные стихи,
и долгая мучительная ссора.
Я часто думаю теперь —
поскольку я и в мыслях грешен, —
что в судьбах наших счет потерь
числом даров уравновешен.
Не грусти, обращаясь во прах,
о судьбе, что случилась такой,
это тяжко на первых порах,
а потом – тишина и покой.
Наш небольшой планетный шарик
давно живет в гавне глубоком,
Бог по нему уже не шарит
своим давно уставшим оком.
А там и быт совсем другой —
в местах, куда Харон доставит:
то черт ударит кочергой,
то ангел в жопу свечку вставит.
Об этом я задумался заранее:
заведомо зачисленный в расход,
не смерти я боюсь, а умирания,
отсутствие мне проще, чем уход.
Я писал, как думал, а в итоге
то же, что в начале, ясно мне:
лучше легкомысленно – о Боге,
чем высокопарно – о хуйне.
Забавный все-таки транзит:
вдоль по судьбе через года
волочь житейский реквизит
из ниоткуда в никуда.
Ты ничего не обещаешь,
но знаю: Ты меня простишь,
ведь на вранье, что Ты прощаешь,
основан Твой земной престиж.
Пылкое любовное соитие – важное житейское событие
Везде, где вслух галдят о вечном,
и я, любуясь нежной птахой,
печально мыслю: где бы лечь нам,
послав печаль и вечность на хуй?
С той поры не могу я опомниться,
как позор этот был обнаружен:
я