будь меж нас такой разброд —
весь мир бы сделал обрезание.
В евреях оттуда, в евреях отсюда —
весьма велики расхождения,
еврей вырастает по форме сосуда,
в который попал от рождения.
Спешите знать: с несчастной Ханной
случился казус непростой
(она упала бездыханной),
и Зяма снова холостой.
Евреи не витают в эмпиреях,
наш ум по преимуществу – земной,
а мир земной нуждается в евреях,
но жаждет их отправить в мир иной.
Обилен опыт мой житейский,
я не нуждался в этом опыте,
но мой характер иудейский
толкал меня во что ни попадя.
Еврейское счастье превратно,
и горек желудочный сок,
судьба из нас тянет обратно
проглоченный фарта кусок.
Родился сразу я уродом,
достойным адского котла:
Христа распял, Россию продал
(сперва споив ее дотла).
Выбрав голые фасоны,
чтоб укрыться в неглиже,
днем сидят жидомасоны
в буквах М и в буквах Ж.
Повсюду пребывание мое
печалит окружающий народ:
евреи на дыхание свое
расходуют народный кислород.
Еврей живет на белом свете
в предназначении высоком:
я корни зла по всей планете
пою своим отравным соком.
Пока торговля не в упадке,
еврей не думает о Боге,
Ему на всякий случай взятки
платя в районной синагоге.
В еврейской жизни театральность
живет как духа естество,
и даже черную реальность
упрямо красит шутовство.
Среди еретиков и бунтарей —
в науке, философии, искусстве —
повсюду непременно част еврей,
упрямо прозябавший в безрассудстве.
Большая для мысли потеха,
забавная это удача,
что муза еврейского смеха —
утешница русского плача.
С тех пор, как Бог небесной манной
кормил народ заблудший наш,
за нами вьется шлейф туманный
не столько мифов, как параш.
Забавно, что, слабея и скудея,
заметно остывая день за днем,
в себе я ощущаю иудея
острее, чем пылал когда огнем.
Всегда евреям разума хватало,
не дергаясь для проигрышной битвы,
журчанием презренного металла
купить себе свободу для молитвы.
Вспоминая о времени прожитом,
я мотаю замшелую нить,
и уже непонятно мне, что же там
помешало мне сгинуть и сгнить.
– Как чуден вид Альпийских гор! —
сказал Василию Егор.
– А мне, – сказал ему Василий, —
милее рытвины России.
Я с покорством тянул мой возок
по ухабам той рабской