портите глаза. Это подпись губернатора. Я бы лучше сейчас лежал в теплой постели и щупал свою женушку. Но мне надо вот этого доставить в Пункапог. Это новый пастор.
– А старый куда делся?
– Кто знает. Может, съели.
– Едешь учить дикарей Писанию? – обратился стражник к Балти. – Чем ты вообще думал, когда соглашался?
– Ай, оставьте. Не пугайте парнишку. Он и так уже два раза обосрался.
Стражники заржали.
– Кто-то должен переучивать дикарей в христиан.
Спонг вытащил из седельной сумы кожаную фляжку и бросил стражнику:
– Это лучше для сугреву, чем жаровня.
– Проезжайте! Эй, парень, если тебя будут есть, смотри, чтоб хоть не всего сразу!
Около часа они ехали в молчании. Встало солнце, отбрасывая длинные тени на увлажненные росой луга. Скоро на небе остались лишь самые яркие звезды и планеты. У ручья путники спешились, чтобы напоить лошадей.
Балти был как в тумане. Его разбудили, вытащили из теплой постели, сделали соучастником убийства (разве что Маркл до сих пор держится на плаву в Эндикоттовом колодце), его похитил головорез по имени Спонг (или Ханкс). Насмешливый вопрос стражника отдавался эхом у Балти в голове: «Чем ты вообще думал, когда соглашался?» И правда, чем? Чем, ради всего святого, думал он, Балти, принимая это проклятое поручение Даунинга?
Спутник Балти протянул ему кусок вяленого мяса:
– Ешьте. Вам нужны силы. Нам предстоит долгий путь.
Мясо напоминало сапожную кожу. Этот вкус был Балти отчасти знаком. Однажды, в дни крайней нищеты, он сварил из старых туфель отвратительный бульон.
– Так как же вас зовут?
– Раньше звали Спонг. Прекрасное имя. Плантагенет Спонг. Такое враз не выдумаешь.
– А я как должен вас звать? – раздраженно спросил Балти.
– Как хотите.
– Тогда я буду звать вас Вельзевул. Весьма уместное имя, ибо я оказался в аду. – Балти застонал. – За что меня карают так жестоко? Неужели мои грехи столь тяжки?
– Мужайтесь. Смотрите. – Спонг указал на фиолетовые крокусы, пробившиеся сквозь талую землю. – Прекрасный весенний день в Новой Англии. В аду вы таких красивых цветов не найдете.
Балти уныло смотрел на крокусы. Они его не утешали.
– Балтазар де Сен-Мишель – такое имечко не часто встретишь. Вы католик?
– Гугенот. Наполовину француз, по отцу. Он… но ведь вы и так все про него знаете. Скажете, нет?
– Только то, что он водит весьма изысканную компанию. Чего стоят одни Генрих Четвертый и Людовик…
– Да-да. Забудьте об этом.
– Это хорошо, что вы не папист. Католиков тут ненавидят почти так же сильно, как квакеров. Не знаю, как отнесутся к гугеноту. – Он протянул Балти руку. – Ханкс. Хайрем Ханкс к вашим услугам.
– Так вы, значит, в самом деле человек Даунинга?
– А что я, по-вашему, тут делаю?
– Понятия не имею. И уж точно не знаю, что я сам тут делаю.
– По всей видимости, предаетесь жалости к себе. «Когда, в раздоре с миром и судьбой, / Припомнив годы, полные невзгод, / Тревожу я бесплодною