давно уже перестали стрелять Михайле Ларивоновичу в грудь: знают, что она у него каменная. Почали метить в голову!
– Не ждите носилок. Несите так! – приказал капитан, а сам кинулся вперед, потому что натиск турок не ослабевал и батарее угрожала опасность.
Турецкая вылазка была отбита, но командир бугских егерей генерал-майор Кутузов лежал без чувств: пуля, ударив в щеку, вышла в затылок.
И на следующий день, 19 августа, находившийся при Потемкине австрийский генерал принц де Линь, отправляя донесение императору Иосифу, написал:
«Принц Ангальт сменил генерала Кутузова, того самого, у которого в прошлую войну голова была насквозь прострелена пулею позади глаз и который, по беспримерному счастию, не лишился зрения. Вчера этот генерал получил другую, подобную той, рану в голову же, пониже глаз, и умрет сегодня или завтра».
VI
После дела 18 августа весь русский лагерь беспокоился об одном: останется ли в живых генерал-майор Михаил Кутузов?
Егерский лекарь, лысый немец Баллод, не надеялся на выздоровление. Первая рана была смертельна, а теперь пуля снова прошла через голову.
– Два раза чуда не пыфайт! – говорил он.
Но егеря почему-то надеялись.
– Ларивоныч поборет! Даст бог, выживет!
Прошли сутки – генерал Кутузов не умер.
Прошла неделя – генерал Кутузов живет.
И так побежал день за днем…
Императрица Екатерина три раза справлялась в письмах к Потемкину о здоровье Михаила Илларионовича, писала: «Я весьма жалею о его ранах».
Кутузов снова удивил всех врачей: и рядовых – полковых, и главного лекаря потемкинской армии, известного парижского хирурга Массо, удивил весь мир – он выздоравливал от ужасной, смертельной раны.
Массо, убедившись наконец в том, что этот невероятно живучий русский генерал не умрет, донес императрице Екатерине:
«Должно полагать, что судьба назначает генерала Кутузова к чему-либо необычайному, ибо он остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской».
В последних числах ноября 1788 года генерал-майор Кутузов возвратился из Елисаветграда, где он лежал в госпитале, в лагерь под Очаков.
Рана совершенно зажила.
Стояла стужа, мороз. Вместо палаток степь покрылась холмами: люди укрылись в землянки. Только бедные лошади кавалерии дрогли на ветру.
Егеря, увидев своего командира, были вне себя от радости:
– Видал: жив-здоров! А то каркала немчура: помрет!
– Кого так, загодя, хоронят, тот долго живет!
– Русский человек живуч!
– А Михайла Ларивоныч такой, как был! Не переменился!
– Правый глаз чуть маленечко вроде скашиват…
– Это ничего! Ему, брат, не жениться – давно женат!
Кутузов осмотрел своих егерей. Солдатам было нелегко: мерзли в траншеях, коченели от холода, стоя на часах, а возвратившись к себе в землянку, тоже не находили тепла.
Егеря просили генерала:
– Скорее бы, ваше превосходительство, на штурм! Хоть кровушку-то согреть!
Кутузов остановился