пошел дождь. Нам было слышно, как его струи шелестели по соломенной крыше навеса, ветвям деревьев. Навес был пристроен к стене кузницы и имел еще две стены, с вечера в нем было сухо и тепло, но одна сторона оставалась открытой, и к утру стало настолько холодно, что мы проснулись, хотя еще было совсем темно. Каспар тотчас использовал это обстоятельство.
– Заметьте, мы лежим под навесом, зарывшись в сухое сено, но так продрогли, что спать невозможно, а как сейчас в поле? или в лесу?
Все молчали. Отозвался только Ронсед, заявивший, что еще вчера у него болело горло, потому он не мог кричать ура, это с удовольствием он сделает сегодня. – Ура, мы остаемся! – И добавил: «за углом кузницы лежат кучи камней и глины, кажется, их приготовили специально для строительства». Дождь прекратился, и мы взялись за работу. Ронсед из соломенной трухи и глины приготовил раствор – оказывается, он понимал в этом деле – и мы быстренько сложили на этом растворе великолепную, как нам казалось, стену, оставив в ней узкую дверь. Изнутри стены нашего жилища утеплили циновками, а одну повесили на дверь. Как хорошо они пригодились эти циновки, которые силой заставлял нас плести Каспар! Теперь же нам казалось, что мы все были тогда столь предусмотрительны, и гордились этим безмерно. Так же, как и своим, ставшим таким уютным, домом. Первая нас навестила староста.
– Вот это да! – искренне восхитилась Мария, – какие же вы мастера! Насколько я понимаю, вы остаетесь. Это прекрасно. Но, если вы выполните мои условия, этот дворец вам не понадобится.
И она выложила такой потрясающий замысел устройства нашей будущей жизни, что мы долго не могли понять, как это будет выглядеть на самом деле.
Нам уже было известно, что все мужчины этой деревни погибли в бою на реке Альме, но о том, что произошло после, мы узнали только сейчас. Один из них Федор Кусков, уцелел, и невероятным образом оказался в родной деревне примерно через месяц после сражения. Его жену Анну Кускову среди ночи разбудил лай собаки; Анна вышла на порог и увидела возле ворот телегу, запряженную парой лошадей. Подошла ближе и узнала Сивку, лошадь, вместе с которой ее супруг ушел из села. Сперва она подумала, что телега пуста, но вдруг оттуда послышались звуки: кто-то стонал тихонько и жалобно. Позвала соседей, и при свете фонаря они обнаружили на дне телеги четыре неподвижных тела; два окоченевших мертвеца, а в душах еще двоих едва теплилась жизнь. Один из них оказался ее Федор, второй – молодой парень из села Чонгурчи; они были ранены и находились в совершенно бессознательном состоянии. О том, как они оказались в Кунане, вспомнить так и не смогли. Обо всем, что произошло с ними после Альмы, всплывало в памяти отрывочными бессвязными кусками. Лишь недавно Мария вместе с односельчанками, после расспросов пастухов, кое-как смогла примерно восстановить картину происшедшего. Пастухи, общаясь между собой, владели тогда всеми новостями степного и предгорного крымского мира.
Федор был ездовым в батальонном обозе, в который входила и его родная рота. Когда во время боя батальон начал отходить, Кусков видел, как один за другим падали его