в харчевне, столик рядом с нашим. Придержи их, я скоро вернусь.
– Вы мне объясните, где найти ваш корабль, я подойду вечером часов в десять, – спросил он у Дюбуа.
– Какой корабль, – рассмеялся Георг, – это небольшой барк! хотя кроме паруса у него есть еще и двигатель. Стоим мы в Стрелецкой бухте, любого спросите, вам покажут. Сейчас закажите мне извозчика, военных они только и слушаются, у меня кое-какой груз здесь. И если можно, давайте продолжим разговор французским, представляете, какой музыкой он звучит в моих ушах.
Ехать в Стрелецкую бухту никто не хотел, мол, далековато; наконец, удалось уговорить молодого бледного парня, по всей вероятности раненого, одна нога у него была в сапоге другая в валенке. Когда возвратились к харчевне, их поджидал явно расстроенный Петренко: те двое, пока он искал патруль ушли через кухню.
Они погрузили на телегу два больших мешка, и Георг отправился в путь. По дороге возница подобрал молодого чернявого парня по кличке Цыган. Бледнолицый сообщил ему, что везет француза в Стрелецкую бухту с двумя мешками груза, что в мешках, неизвестно.
– А ты точно уверен, что он француз, – поинтересовался Цыган.
– Точно. Когда они меня нанимали, то со мной офицер договаривался: куда ехать и сколько платить, а этот только лопотал по своему, ни одного русского слова не сказал.
Цыган сделал несколько попыток заговорить с Георгом, задавая самые дурацкие вопросы, но тот не отвечал. Когда же из-под колес выскочил дремавший в придорожных кустах заяц, то их попутчик заорал истошным голосом, – «волк! волк!» – Возница хохотал, и Георг сам тоже с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться.
– Интересно, что у него в мешках? Ты не знаешь, Федя? А вот мы сейчас проверим, – и чернявый схватился за угол мешка. Георг стукнул его по руке.– Но! Но! – Смотри, не разрешает, чертов басурман, – крикнул Цыган, – а мне, Федюня, кажется, что там у него табак. – Он попытался понюхать мешок, – точно, табаком пахнет!
– Угадал, – подумал Георг: шкурки ягнят, пересыпанные самосадом.
Наконец, Федя получил приказ ехать через Воронью балку. Там, на мостике левым колесом въехать в выбоину, где нет куска бревна и остановиться. Они с французом слезут подтолкнуть телегу, а ты хлестнешь лошадь, и все, поминай, как звали! И гони к Максимовой даче, подождешь меня там, у Трубачихи; да не вздумай слинять, голову оторву! Ты представляешь, Федя, сколько курева у нас будет! Один мешок, конечно, продадим, заживем на славу. Только как его, черта нерусского, из телеги вытащишь? Ну, ладно, там посмотрим.
План был выполнен на славу: колесо стукнулось в ухаб, лошадь остановилась. Но когда заговорщики обернулись, то застыли с открытыми ртами – на них смотрел ствол огромного пистоля.
– Тише, я Дубровский! – сказал старик по-русски и взвел курок, который издал звук, напоминающий крик ворона. Цыган кулем вывалился из телеги, возница же сидел с отвисшей челюстью.
– Скажи ему, Федор, пусть подтолкнет, а не то…
– Да мы сами, – охрипшим вдруг голосом сказал Федя, – как изволите…