художника, – сказала Мэри. – Уверяю вас, я не погрешу против истины из родственных чувств, если скажу, что он необычайно талантлив. Мы едем в Вену, чтобы он мог изучать искусства в музее – знаете, в том, большом.
– А, Kunsthistorisches Museum[27], – сказал Вальдман.
– Gesundheit[28], – сказала Диана. – Я возьму еще торта.
– Хватит с тебя, – сказала Мэри, но, не успела она еще договорить, как Диана уже исчезла.
– А вы что изучаете? – спросила Мэри, обращаясь к Генриху Вальдману. Генрих – это ведь, кажется, немецкое имя? Она знала от Жюстины, что Швейцария – это отчасти Франция и отчасти Германия. Он был похож на немца, или, во всяком случае, на расхожее представление о типичном немце. Глаза у него, как она заметила, были очень ярко-голубыми.
– Я студент-медик, изучаю медицину в Ингольштадтском университете. Я тоже еду в Вену, где мне нужно побывать в музее pathologische anatomie[29]… впрочем, это неподходящая тема для беседы с дамами… а потом вернусь в университет. Иначе я бы сошел в Мюнхене, это гораздо ближе. Я путешествовал с товарищем, тоже студентом, – кажется, я припоминаю, что вы стояли за нами в очереди к кассе, мисс Фрэнк, и тут я сглупил: забыл, куда положил бумажник! Очень обрадовался, когда все-таки нашел его в другом кармане. Но, к несчастью, в последний момент мой приятель заболел и не смог ехать дальше, и теперь, как видите, я один. Но я очень рад, что ваш брат оказался моим соседом.
– Очень жаль, – сказала Мэри. – Я хочу сказать – жаль, что ваш друг заболел.
– О, он скоро поправится. – Вальдман улыбнулся ей. – Но с вашей стороны очень мило побеспокоиться о нем, фройляйн.
– И как теперь идут дела в Швейцарии? – спросил Джастин. – Я там не был уже много… то есть несколько лет.
Пока они беседовали, он жестом подозвал официанта и заказал кофе для себя и для Вальдмана.
– Да как вам сказать, – ответил Вальдман, откидываясь на спинку стула. Дальше начались рассуждения о политике и философии, в которых Мэри скоро совершенно запуталась. И почему в Швейцарии такая сложная государственная система – все эти кантоны, хартии… или конституции? Вскоре, незаметно для себя, Джастин с Вальдманом перешли на французский, затем опять на английский, а затем стали то и дело перескакивать с одного языка на другой, в зависимости от предмета обсуждения. Мэри сидела у окна (тем временем уже спустились сумерки, и в вагоне-ресторане зажгли газовые лампы), пила свой чай, слушала их непонятные разговоры и отчаянно тосковала по Англии.
Когда проводник подошел сказать, что в их купе все готово ко сну, Мэри оглянулась, ища глазами Диану. Куда это она запропастилась?
– Прошу прощения, – сказала она и встала. – Мне нужно найти нашу сестру.
Мужчины тоже привстали и поклонились ей, а затем снова уселись и продолжили разговор. Вальдман достал сигарету из портсигара, лежавшего в нагрудном кармане – несомненно, на тот случай, когда дамы удалятся и можно будет покурить. В очереди в буфет Дианы не оказалось. Мэри обшарила глазами весь