продуктовом отделе они купили йогурт, фрукты, маленький сливочный тортик и поехали домой. Надя постепенно успокоилась. Но броская красота Лизы еще долго не давала ей покоя, заставляя чувствовать себя по сравнению с ней дурнушкой. Со временем Лиза забылась, как мучительная, но кратковременная боль. И вот мысли о ней появились снова, растревоженные неосторожно сказанными словами Сергея. Лиза вернулась – агрессивная, невыразимо привлекательная, жаждущая отомстить за то, что Сергей бросил ее.
…Надя долго сидела в саду. На душе было беспокойно. Она вдруг остро осознала, как, на самом деле, ощутимо изменилась их семейная жизнь. Почему-то последние несколько месяцев в ней не было радости, словно у Сергея случилась беда, но она об этом еще не знала, а он не посчитал нужным поделиться. Как-то незаметно исчезло очарование взаимной нежности. Где-то за горизонтом Надиного безоблачного счастья разрослась и угрожающе увеличилась в размерах тень вовремя неразрешенных проблем, тревожа ее долгими телефонными разговорами мужа с бабулей и Марком. А ведь раньше он с ними подолгу не разговаривал, особенно по ночам! Но все это время Надя, убаюканная своим драгоценным семейным счастьем, упрямо не хотела ее замечать, закрывая глаза на его молчание, слишком сосредоточенный вид, растущую усталость. До тех пор, пока муж не сделал ей замечание.
…Почти закончился июнь, Надя сдавала заочную сессию. Очередной день занятий оказался до предела насыщенным – пять пар, два зачета – и завершился только ближе к вечеру, когда солнце спряталось за верхушки деревьев. Смертельно уставшая, она прошла через кованые университетские ворота, остановилась и с наслаждением вдохнула теплый вечерний воздух, наполненный сладковатым запахом цветущих лип. Ей вдруг остро захотелось свернуть в прохладные аллеи Воронцовского парка и гулять там до самой темноты, как давным-давно, когда она была совсем юной, беспечной и бесконечно влюбленной. И хорошенько подумать над собственной жизнью, которая, кажется, окончательно зашла в тупик.
С их первой размолвки прошло почти два месяца. По большому счету, и размолвки никакой не было – просто Сергей сделал ей резкое замечание, болезненно оскорбив избалованную домашним покоем Надежду. С того вечера она насторожилась, не зная, чего еще ожидать от мужа, это сделало ее подозрительной, нервной, заставило замечать то, на что она раньше не обращала никакого внимания. Она не могла отделаться от ощущения, что, несмотря на внешнее благополучие, иллюзорный мирок семейного счастья, наглухо закрытый от внешних проблем, необратимо разрушался. Отношения с Сергеем стали прохладными и временами даже несколько натянутыми, не покидало чувство, словно она в чем-то виновата перед ним, но никакой явной причины быть виноватой не существовало.
Внешне все оставалось прежним: она также занималась домашними делами, встречала мужа после работы и кормила ужином, вела свою незамысловатую бухгалтерию, изредка выезжая к заказчикам и посещая налоговую инспекцию. И все-таки он ее избегал – на выходных и по вечерам прятался в кабинете с бабочками монархами-данаидами, ссылался на работу с документами,