это уже вызывающая претензія, персонажъ изъ буренинскаго фельетона. Затѣмъ: y васъ бывая, каждый разъ надо опасаться, что назадъ придется ѣхать, вмѣсто своего платья, въ попонѣ или одѣялѣ. О такой мелочи, какъ калоши, я уже не говорю. Твои собственные, кожаные, по ногѣ, непремѣнно должны исчезнуть неизвѣстно куда, a тебѣ, взамѣнъ, останутся неизвѣстно чьи резиновыя драныя, одна съ литерой Д, a другая съ литерой О, которую, однако, надо почитать за Ю, потому что это, видите ли, y нея только палочка и хвостикъ отвалились отъ древности…
– Да, – отвѣчалъ съ досадою Симеонъ. Голосъ y него былъ глухой и мрачный, говоръ отрывистый, быстрый, угрюмо-вдумчивый, – скрытной и одинокой мысли голосъ. – Ты, къ сожалѣнію, правъ. У насъ вѣчный хаосъ. Безобразный и непристойный. A ужъ теперь, когда Аглая и ея вѣрная Анюта скитаются по пригородамъ, выискивая дачу, исчезъ послѣдній порядокъ, и повсюду въ домѣ совершенный цыганскій таборъ или даже адъ. Садись, пожалуйста.
Онъ пододвинулъ Вендлю кресла, въ мягкой кожѣ которыхъ тотъ, съ удовольствіемъ усталости, утопилъ горбъ свой. Оглядывая знакомую обстановку, Вендль остановилъ глаза на обновкѣ: великолѣпномъ книжномъ шкафѣ, еще безъ книгъ, краснаго дерева, въ стилѣ empire, съ бронзовыми колонками и каріатидками ручной работы, поддерживающими углы верхняго и средняго карниза.
– Ба! новый шкафъ?
– Новый.
– Хорошая вещь. Я третьяго дня на выставкѣ видѣлъ подобную модель.
Симеонъ съ довольнымъ видомъ осклабилъ, между черными, будто нарисованными, усами и такою же, чуть сѣдѣющею бородкою a l'Henri IV, два серпа превосходныхъ бѣлыхъ зубовъ, острыхъ, сильныхъ, волчьихъ. Онъ былъ польщенъ, что Вендль, знатокъ въ вещахъ такого рода, одобряетъ его покупку.
– Да это та самая модель и есть, – сказалъ онъ, улыбаясь. – Когда покупалъ, мнѣ говорили, что ты хвалилъ. Потому и купилъ.
– Тысяча?
– Тысяча сто пятьдесятъ.
Вендль съ уваженіемъ склонилъ голову.
– Деньги-съ!
Симеонъ бросилъ на него подозрительный взглядъ, точно вдругъ усумнился въ искренности похвалы, и буркнулъ, нахмурясь:
– Пора и мнѣ пожить въ свое удовольствіе.
Вендль, улыбаясь, закурилъ сигару.
– Разумѣется… Отдыхай, братъ, отдыхай!.. Ты теперь, въ нѣкоторомъ родѣ, покоишься на лаврахъ… Сегодня былъ я y Эмиліи Ѳедоровны. Говорила, что можно поздравить тебя съ окончаніемъ всѣхъ хлопотъ?
Симеонъ гордо выпрямился – такъ, что даже сталъ казаться большого роста:
– Да. Завѣщаніе дяди окончательно утверждено.
– Процессъ, значить, больше не грозитъ?
– Да, господинъ Мерезовъ остался съ носомъ.
– Удивительно это все!
Симеонъ посмотрѣлъ на него мрачными глазами, опять сдѣлался антипатиченъ и некрасивъ, уменьшился въ ростѣ и проворчалъ:
– Ничего нѣтъ удивительнаго,
– Ну, нѣтъ, Симеонъ, не скажи. Удивительнаго много. Въ клубѣ до сихъ