карандашными линиями очертил дощатую палубу, резные перила, сети натянутых вант и штурвал. Затем контурно набросал фигурную композицию. Получилось достаточно живо. Немного полюбовался эскизом и лег спать, рассудив, что акварелью следует заниматься при дневном свете.
Мадам Донадье ушла рано утром. Она оставила в столовой завтрак и записку, где сообщала, что вернется не раньше часу дня.
После завтрака Дежан снова поднялся к себе, перенес этюдник в гостиную и взялся за кисть.
Рисунки акварелью он представлял себе несколько иначе, нежели большинство профессиональных живописцев. С водяными красками он работал почти так же, как с маслом. Его акварели были сочными и наполненными до краев густым цветом – в отличие от полупрозрачных мазков других мастеров, где сквозь цветные пятна проглядывает текстура бумаги.
Он отдельно выписывал каждую мелкую деталь, в нужных местах осторожно вымывая или накладывая поверх еще непросохшей краски отдельные блики и светотени. Труд был кропотливым и занимал много времени. В окончательном варианте рисунок выглядел четким, неразмытым и завершенным до такой степени, что у зрителей перехватывало дух. Недавно три работы Анжа с удовольствием приобрел маршан Канвейлер. Несколькими набросками заинтересовался известный любитель импрессионистических полотен Амбруаз Воллар – и терпеливо ожидал их доработки. Если бы Дежан задался целью, он мог стать модным художником.
Основную композицию афиши составили пять фигур: одна в центре и по две справа и слева.
Это был разгар абордажного боя. На палубе среди клубов дыма стояли настоящие герои. Крайний слева – Хаим Сутин, юнга в задымленной робе, с черным платком на шее – передавал абордажную саблю стоявшему чуть впереди Аполлинеру. На мокрой от пота груди Гийома болталась боцманская дудка. Гигант широко расставил ноги; у его правого растоптанного башмака лежал сломанный клинок итальянской шпаги.
Правый край рисунка занимал гордо поднявший голову Модильяни в высокой голландской шляпе с медной пряжкой на тулье. Из-под пряжки топорщились остатки потерянного в битве плюмажа. Моди, не глядя, вгонял шомполом пулю в ствол кремневого пистолета. Перед ним, чуть левее, стоя на колене, целился из мушкета Пикассо – он был изображен в изрубленной на груди кирасе и испанском шлеме-морионе с высоким гребнем.
В центре афиши, впереди всех стоял Архипенко с обнаженной шпагой и коротким кинжалом. Его ботфорты с широкими отворотами были перепачканы гарью. Сашин камзол Анж изобразил малиновым, с вычурными позументами. Саша сурово глядел из-под хмурых бровей; левый ус его был чуть вздернут. Поверх всклокоченного английского парика ослепительно сверкала на солнце треуголка – та самая, которую накануне Архипенко лишь вылепил из глины. За могучей спиной скульптора-пирата поблескивал отполированными рукоятями крепкий штурвал.
Фигурная композиция располагалась на фоне прошитого картечью паруса.
Анж подумал и дорисовал соответственно справа и слева от Архипенко папашу Фредэ в туго обмотанном вокруг головы красном платке