Разве я имел в виду унизить богдыхана? Нет и тысячу раз нет, – с этими словами он достал карманные часы и посмотрел на циферблат. Говорили они битый час и все безрезультатно. – Лучшим подтверждением моих чистосердечных намерений является и то, что я отказался от аудиенции богдыхана, прекрасно сознавая, насколько он загружен государственными делами в эти тревожные дни, когда мятежники на юге готовы захватить Шанхай, а французы и англичане пытаются навязать Китаю свою волю. И что толку занимать внимание императора своей скромной персоной, когда Айгунский трактат…
– Забудьте о нём! – перебил его Су Шунь и тотчас добавил, что человеку без статуса полномочного представителя России не подобает затрагивать вопросы дипломатического свойства. – Вы непосланник, вы начальник кучки офицеров, и будет лучше, если вы покинете Китай!
Игнатьев спрятал часы и с деланой покорностью обратился к Су Шуню:
– Если дело обстоит так, что вам нужны необходимые бумаги, подтверждающие моё право вести переговоры от имени русского царя, я предоставлю их довольно скоро, но, быть может, нам есть смысл начать переговоры заранее? И прошу вас, не теряйте самообладания. – Покидать Китай он не желал.
– А мы и не теряем, – сложил веер министр налогов. – Как вам известно, я не потерплю, чтобы кто-либо из правительства снизошел до разговора с вами, тем более по столь щепетильному и важному делу, как урезание карты Китая. Мало того, я потребую установить за вами негласный надзор и, если это будет нужно, взять под стражу, как провокатора и шантажиста! – Его голос сорвался на крик, и он снова раскрыл веер. – Справедливость моих требований очевидна: ваша назойливость пугает.
– Смените тон, он слишком груб и неприличен. Вы можете просить меня отсрочить утверждение Тяньцзиньского договора, с этим я согласен, но я протестую против той формы, в которую ваша просьба облачена.
– В самом деле, – робко заикнулся кто-то из помощников Су Шуня, – господин Игнатьев действует не от себя и в связи с этим…
– Замолчите, – прошипел Су Шунь. – Я даже слышать не хочу о его праве на переговоры. Людей лживых надо обрывать: сами они умолкать не умеют!
Это уже было явным оскорблением. Николай проглотил обиду и начал говорить так, словно пытался загладить свою вину, не будучи в ней уверенным:
– Вы ошиблись в оценке моих слов, но это не предмет для разговора. Людям свойственно блуждать в потёмках. Надеюсь, придёт время, и вы сами задохнётесь в своей неправоте: она смердит, как выгребная яма.
Татаринову стоило труда перевести эти слова, как можно мягче, и он обошёлся иносказанием:
– Надеюсь, придёт время, и вы сами поймете, что сорные травы тоже цветут.
Видя, что фаворит богдыхана молчит, Игнатьев продолжил:
– Вы с таким же успехом могли оказаться в моём положении, направь вас император в отсталую Корею или в недоразвитый Вьетнам.
Глаза Су Шуня потемнели.
– Вы хотите сказать, что по отношению к России Поднебесная империя