воевал грамотно, смело, лихо, отчаянно, так что на медаль представление пошло через несколько месяцев.
Комбат в Женьке души не чаял.
И вот однажды забрел Женька в гости к полковому особисту – они чуть ли не на одной улице в Союзе жили – и наткнулся на специально подобранные фотографии со «зверствами душманов». Держал их особист главным образом как пособие для бойцов. Раз такое увидишь – навсегда передумаешь шастать за пределы части, с афганцами на посту и на выезде торговать и на боевых дальше двадцати метров от позиций не отойдешь, за заставу шага не ступишь.
– Гляди, этот солдат, у которого звезда на спине вырезана, купаться с заставы отправился, – обычно вкрадчиво начинал особист, уведя бойца в отдельную комнату, а вскоре начинал вздрючку: – И с тобой то же самое будет, но сначала тебя духи всей бандой отпедарасят и жопу на фашистский знак разорвут! Тебя никогда в жопу не трахали? Нет? Хорошо, значит, не педераст. А духи из тебя сделают педераста! А потом яйца отрежут!
В первую очередь особист обрабатывал новеньких солдат, которые, по его данным, доведенные до отчаяния произволом в казарме, колебались – то ли бежать куда попало, то ли застрелиться или повеситься.
Стращал, совал под нос солдатам снимки особист:
– Этого хочешь, идиот?! Не отворачивайся! Гляди у меня!
Если солдат застрелился – это еще полбеды, это можно при желании замять, списать на неосторожное обращение с оружием или как-то по-иному объяснить. И вообще, в таком случае непосредственный командир пусть выворачивается. А если солдат от отчаяния в горы подался – с особого отдела спросят.
В дверь постучали.
– Наливай чайку. Варенье возьми. Домашнее. Я на минуту, – особист выскользнул в коридор.
Чистяков зачерпнул варенье ложкой, облизал. Вкусное! Малиновое. Прямо как мама готовит. Положил варенье в стакан, потянулся к полуоткрытой папке и, отпивая чай, равнодушно просматривал: вспоротые животы, кишки разбросаны, глаза, видимо, ножом выковыривали, член отрезанный изо рта торчит, как кляп, головы отчлененные. Ничего особенного. В Союзе ужаснулся бы Женька таким картинам, здесь же привычное дело – на войне всякого повидал.
– Э-э, дай-ка я уберу, – забеспокоился, вернувшись в комнату, особист. – Это для служебного пользо…
Не успел докончить фразу особист, остановился посреди комнаты, потому что земляка вдруг передернуло, побелел Женька. На одной из фотографий как будто узнал брата. Присмотрелся к снимку. Он! Андрюха! Вернее сказать, голову отрезанную узнал, что лежала рядом с туловищем.
В спецназе служил Андрей Чистяков, в засаду их группа попала, никто не уцелел. Женька ездил на похороны брата в Союз, но все детали гибели выяснить не удалось. Темнили. О том, что вытворяли духи с ранеными, о том, как надругались они над трупами, скрыли. Духи не церемонились с пленными.
Кожу живьем содрали и на базаре, на солнцепеке, на всеобщее обозрение вывесили. Мучительно умирали ребята.
– И ты, падла, знал! Знал, что это мой брат! И бойцам фотки