нарвать перед возвращением этого листа побольше.
К корпусу своего отряда он вернулся, наверное, часа через два. И, еще подходя, понял: что-то произошло. Отряд стоял перед корпусом строем, и по тому, как стоял – двумя взлохмаченными волнами, – было ясно, что стоит так уже не минуту и не пять, а давно. Перед отрядом стояли пионервожатая с воспитателем, и оба, когда он появился, и весь отряд вслед за ними тоже вперились в приближающегося Лёнчика.
– Явился не запылился! – гневно произнесла пионервожатая.
Воспитатель, студент из Политехнического института, с первого дня державшийся в ее тени, молча смотрел на Лёнчика, но взгляд его был красноречивее восклицания пионервожатой.
Оказывается, Лёнчика искали. Подошло время идти купаться, отряд построился, сделали перекличку – и его не обнаружилось.
– Где гулял, Поспелов? – все так же гневно вопросила пионервожатая. – А еще звеньевой! Почему ушел из расположения отряда без спросу?
– Да ты в лесу был! – удивленно проговорил воспитатель. – Вон весь рот в землянике.
– В лесу! – приглядываясь к Лёнчику, воскликнула пионервожатая. – Кто тебе в лес разрешил? Ты еще, значит, и нарушитель дисциплины! Какой ты после этого звеньевой?!
Лёнчик был изгнан из звеньевых тут же, не вставши в строй. Когда спустя десять минут раздевались на берегу, чтобы идти купаться, Гаракулов, будто бы случайно раздеваясь с ним рядом, сказал с улыбкой победности:
– Получил? Смотри, чуть что, и темную получишь. И ничего никому не будет.
Пристебай его подпрыгивал, снимая штаны, тоже тут, в двух шагах, и тоже улыбался, пытаясь, чтобы улыбка его походила на улыбку Гаракулова.
В довершение всего после обеда на выходе из столовой Лёнчик был остановлен Гринько, у которого было правило во время обеда приходить в столовую и самолично следить за порядком.
– Нехорошо, – сказал Гринько, глядя на него с суровой строгостью и покачивая головой. – Что ж ты выдумываешь. Были у вас выборы. Голосовали же?
– Голосовали, – вынужден был подтвердить Лёнчик.
– Ну вот. Ответственней надо к своим словам относиться. – Гринько взял Лёнчика за плечо и подтолкнул к выходу. – Иди. И больше не выдумывай.
Лёнчик шел в строе, возвращаясь из столовой, и казалось, вся когорта великих – Ленин-Куйбышев-Орджоникидзе-Ворошилов-Грачптицавесенняя – смотрят на него из своего бессмертия с укоризной и порицанием. Он не оправдал их надежд, оказался недостоин их доверия и отныне не мог быть с ними рядом.
Жить в лагере дальше, оставаться здесь было невозможно, невыносимо. Но смена между тем только началась, впереди простирались еще почти три недели. И вдобавок к ней еще одна смена!
Его спас авиамодельный кружок. Утром на следующий день на линейке перед завтраком после поднятия флага было объявлено, что в лагере начинают работать спортивные секции и кружки, записываться после завтрака на выходе из столовой, и Лёнчик, собиравшийся