лист и, взяв из-за уха карандаш, быстро написал внутри листа несколько слов. «Отдашь своему начальству», – сказал он, вручая Лёнчику лист в сложенном виде.
Записка сработала, и с этой записки у Лёнчика с руководителем кружка возникли особые отношения, во всяком случае, такие, каких больше ни у кого из других кружковцев не было. Руководителя звали Алексеем Васильевичем, он был уже пожилой, с седой головой и с седыми усами, как дед Саша, только у дедушки Саши усы торчали жесткой щеточкой, а у Алексея Васильевича они были мягкие и не топорщились над губой, а словно стекали на нее. Одна нога у него была короче другой, и он ходил прихрамывая, опираясь на палку. На деревянном полу палка на каждые два шага звучно пристукивала, и Лёнчику этот стук необыкновенно нравился; он думал, как это здорово, ходить с палкой, как это выразительно и внушительно. Когда он заявлялся в мастерскую к Алексею Васильевичу по утрам, никакими моделями они никогда не занимались, по утрам Алексей Васильевич всегда ремонтировал мебель, и Лёнчик просто сидел около него, наблюдая, как он работает, подавал ему инструмент, помогал что-то подержать, отпилить, приколотить, помогал убрать стружку, навести после работы порядок. Он узнал таинственные слова «струбцина», «киянка», «шерхебель», «коловорот», подержал все эти вещи в руках, научился правильно заправлять лезвие в рубанок, освоил стамеску и долото. За этим времяпрепровождением они разговаривали. Не так чтобы не умолкая, однако случалось, что на Алексея Васильевича нападало, он делался словоохотлив, и вот тогда, можно сказать – не умолкая.
О Гаракулове однажды он неожиданно заговорил сам – Лёнчик не подал для того никакого повода.
– А об этом твоем, как его, ну который председателем отряда у вас…
– Гаракулов, – подсказал Лёнчик.
– Да, вот об этом Гаракулове. Я тебе вот что скажу: ты с ним себя не равняй. Гаракулов твой, если в тюрьму не попадет, большим начальником станет. Видел я его, понаблюдал за ним. Замашки у него пахана. Знаешь, кто такой пахан?
– Нет, не знаю, – признался Лёнчик.
– Глава у бандитов. А начальник – тот же пахан. Сколько я этих начальников перевидал – пропасть. И в каждом – пахан, чуть что – и головку поднимает: я самый главный! я! меня слушайтесь, кто не будет – секир башка тому!
– Нет, но как же… – Лёнчик был ошеломлен. Это было что-то невероятное, что говорил Алексей Васильевич. Он никогда ни от кого не слышал подобного. – Какой из Гаракулов а руководитель? Он же все против правил. Против закона. И учится плохо.
– Э, – протянул Алексей Васильевич, – необразованному начальником даже легче быть. Главное – власти желать. Чтобы какой-нибудь народец под тобой был. Чтобы мять его и топтать. Вот ты, ты что, этого хочешь?
– Я? – с негодованием переспросил Лёнчик. У него даже перехватило горло, что Алексей Васильевич мог предположить о нем такое. – Я просто… просто я хочу… чтобы стране служить, всему народу!
Алексей