объекта.
– Но не можем же мы похоронить людей без последнего напутствия? – растерялся толстяк.
– Почему? – неприятно удивился Шромберг, – у вас мало лопат? Или тех, кто умеет держать лопаты в руках? Сколько вам нужно времени, чтобы привести здесь все в порядок?
– Десять дней? – не то спросил, не то ответил толстяк.
– Что?!
– Пять, – тут же поправился он.
– Хорошо, – кивнул Шромберг, – через пять дней работы должны быть возобновлены. Это приказ. Посмотрите, в каком состоянии этот болван, мой шофер. Если он жив, то сможет ли вести машину. И – потрудитесь отыскать мои очки.
4. Джеймс Бонд на общественных началах
Лучшее, что может мужчина сделать для женщины –
это бросить ее как можно скорее…
Опасения Глеба, что образованный и неглупый Павел Энгельгард не поверит в заокеанского социалиста, борца за свободу и счастье американского народа, угнетаемого капиталистами, да еще с какого-то перепугу арестованного местными жандармами и сунутого в участок… если разобраться – бред ведь редкостный!, – не оправдались. Как и прочил мудрый и циничный мужик, генерал Соболев, «американского революционера» бомбист скушал за милую душу и еще добавки попросил. И всю ночь Самара был вынужден угощать «князя» историями о страданиях простого народа за океаном, о мужественной борьбе своих мифических товарищей, о том, как его чуть не схватили сатрапы и он, уехав на Аляску, пересек по льду Берингов пролив, чтобы оказаться на Чукотке… И все это на безупречном английском, которым он и в самом деле, хвала маме и английской спецшколе, владел вполне прилично. И, слава богу, что не пришлось толкать эту туфту по-русски, иначе Самара точно вывихнул себе мозги, пытаясь не проколоться, и не ляпнуть что-нибудь про мобильный телефон, джинсы или хот-дог. В Америке Глеб не был ни разу в жизни.
– Но ведь у вас республика, – третий час домогался «товарищ», мешая английские слова с русскими, которые Глеб старательно «не понимал», – и права человека. Как же так?
– Пропаганда, – пожимал плечами Самара, чувствуя неизъяснимое наслаждение от того, что мешал с грязью светлый образ американской свободы и демократии задолго до появления самих этих понятий, – гнешь спину на хозяина от рассвета до заката, получаешь сущие гроши, да и то с задержкой. Не зарплата – а батон в нарезке. И еще – инфляция, девальвация и… Да, совсем забыл – у нас еще расизм.
Расизм Павла не впечатлил. В глубине души он и сам не считал чернокожих братьев, еще не полностью слезших с пальм, полноценными людьми. Полное взаимопонимание и доверие было достигнуто только перед рассветом… А спустя часа три, или чуть меньше, «сладкую парочку» с извинениями, принесенными сквозь зубы, проводили до дверей. Где они и расстались. Князя, как особу высокородную, ждал за углом провожатый, невысокий, худощавый парнишка в студенческой курточке и неприметной серой фуражке, каких на этих улицах было множество. Пропустив Павла шагов на двадцать вперед, он аккуратно пристроился следом.
Глеб,