сестру. Я впервые поглядел на нее как на человека, у которого были свои мысли, интересы и взгляды. Я не мог изменить ее взгляды. Никак. Но она оставалась моей сестрой.
– Ты ведь тоже изменилась, – я попытался отвлечь внимание от себя.
Она окинула меня оценивающим взглядом и хмыкнула:
– И как же?
– Стала такой, как они…
Для Ло эти слова были словно пощечина. Ее глаза округлились, губы снова приняли «вишневый» вид, лоб разгладился.
– Они говорят так же и ведут себя так же. Дубликат, Дубликат, Дубликат!
Ло молчала. Она думала над моими словами. Она никогда не хотела быть похожей на «них». Она всегда хотела быть, как я. Но хотеть – это слишком мало для мира, где дрессировка воспринимается как воспитание.
Ло отвела взгляд в сторону и заметила еще один мой рисунок. Она взяла его и пристально посмотрела. В какой-то момент мне показалось, что она готова разорвать его, как когда-то это сделала мама. Но Ло не отрывала взгляда от листа с меловым рисунком. Мелки я покупал на карманные файны, которые переводили на мой штрих-код родители, и если бы кто-то обнаружил ложь на лжи… Но это позже.
– Я бы забрала это себе. Я бы повесила у себя над кроватью, – произнесла Ло. Она казалась теперь такой, какой я ее знал всегда: нежная, чувствительная, эмоциональная и открытая.
На рисунке была изображена карикатурная панда с большой головой и маленькими лапками. Над головой у нее плыли облака, а на голове сидели две птички: одна побольше и вторая поменьше.
– Вот эта, – Ло указала на птичку побольше, – похожа на тебя. А эта на меня.
Ло заулыбалась, и у нее из глаз потекли слезы. Я опустил голову. Ничего не мог поделать с собой. Мне было стыдно за эти слезы. Я взял у нее рисунок.
– Нельзя, ты же знаешь. Поэтому мне и плохо.
– А если бы это делал твой Дубликат, можно было бы…
Я закатил глаза, но уговорил себя держаться в руках. Да и в конечном счете в словах Ло была доля правды. Я взял ее за руки. Развернул ладошки вверх. Поглядел на правую руку, где красовалась татуировка-код. У меня был такой же. Раньше мы любили прикладывать свои ладошки и представлять, что обмениваемся некой невидимой непостижимой энергией. Сейчас я сделал так же. Ло посмотрела своими голубыми глазами в мои карие. Мне не хотелось, чтобы сейчас кто-то нарушал этот момент. Даже мысленно… Но Ло нарушила тишину:
– Тебя лишат работы, если у тебя не будет Лика… – она просто прошептала это. Думаю, скажи она это вслух, то тут же расплакалась бы навзрыд. И хорошо знала это. Шепот звучал зловеще. Как затмение в солнечный день. Как внезапное дуновение ветерка перед штормом.
– Я не думаю, – сказал я, повысив тон.
Я не хотел верить в то, что она сказала. Мне всё еще хотелось верить, что я смогу быть тем, кем только захочу. Ведь дед мог рисовать, и ему никто не препятствовал.
– Так сказали родители.
Она шептала, но теперь уже не могла сдержать слезы. Ло придвинулась ко мне плотнее, но руку из моей руки не вырывала.
Ну, конечно. Это родители сказали