события подтвердили правоту Н.Я., тогда, в марте 1966-го, Лев Николаевич фактически пренебрег ее предупреждением.
В Ленинградском горсуде дело впервые рассматривалось 14 июля 1967 года, и Н.Я. имела случай убедиться в том, что бывает с архивами поэтов, если точно не определен их юридический статус (удостовериться в том, какими бывают «наследники», она успела еще раньше – после смерти «Акумы» ей звонила Ира Пунина). Вся эта история отчетливо показала ей – спасительнице мандельштамовского архива, насколько роковой для архива может оказаться юридическая бесхозность или хотя бы двусмысленность его статуса, сколь бесчестными и хищными могут обернуться иные «наследники», а главное – сколь опасной и губительной может оказаться идея монопольного завладения архивом вообще – причем неважно, кто окажется владельцем – государство или частное лицо. Свое отношение к этому она сформулировала в «Моем завещании», написанном в конце декабря 1966 года, т. е. еще до крайнего обострения отношений с Н.Х. Выход из положения виделся Н.Я. в назначении комиссии из одиннадцати человек и коллегиальном наследовании этой комиссией архива О.М. и смежных прав110.
Что касается суда, то 18 июля, уже по возвращении из Ленинграда, Н.Я. так описывала всё это действо В.Т. Шаламову:
Я проделала всю эту операцию с неслыханным напором и быстротой, но было мерзко и отвратительно до боли. В четверг я выехала в Ленинград. На вокзале меня встретил Бродский, и мы поехали к нему, выпили чаю и в суд. Там уже собрались люди. Пришло человек 20–30, в се знакомые. Среди них Жирмунский и Адмони. Прошла Ира Пунина невероятно зеленая и измученная – ей дорого дались 7 или 8 тысяч, которые она украла111. Все люди, когда она проходила, отвернулись – никто ее не узнал. А все они знали Иру ребенком, большинство было знакомо с ее родителями. Дело по просьбе Иры было отложено112: юрисконсульт Публичной библиотеки в отпуске! (Это туда она продала часть архива.) Допросили только свидетелей, приехавших из Москвы, – меня, Харджиева и Герштейн. Я была первая. Как я понимаю, я дала правильные ответы. Ирина сообщала, что Анна Андреевна ее «воспитывала». Я очень удивилась: суд не знал, что у нее была собственная мать, и мне пришлось объяснять эту дикую ситуацию: жена с ребенком в одной комнате, муж с любовницей в другой, хозяйство общее, как случилось, что они вместе в квартире. Я рассказала… Всё это очень противно. Пришлось говорить и об отношениях с Ирой Анны Андреевны, о том, как ее выгоняли в Москву, и обо всем прочем… О составе архива… Всё гнусно беспредельно, во всем виновата Анна Андреевна, и она ни в чем не виновата…
И далее – о встрече с самим Н.Х.:
Харджиев еле смотрит на меня – оскорблен. Он облагодетельствовал Мандельштама, а я посмела отобрать у него рукописи… Мерзость. Слава Богу, основные рукописи у меня, хотя многого он не вернул. Саша Морозов устраивает мне сцены – неизвестно, на каком основании. Это наследники при моей жизни начинают скандалить. Что же будет после моей смерти? В моем случае речь идет не о деньгах, а о праве распоряжаться. Я нашла ответ. Я готовлю собрание и зову себе на помощь, кого хочу. Если не нравится – пошли вон. Так?..113