знаю, что это какой-то хитрый первый ход, вслед за которым ты мне по яйцам врежешь.
– Просто говорю, что я обошел обычные места, ибо хотел попрощаться перед тем, как покинуть поселок на случай, если ты возьмешь и нахуй сдохнешь.
– Три плюс три будет шесть.
– Ну, я иногда ради забавы пишу девятку.
Знанию придают слишком большое значение, Уильям. Старание требуется в помощь тому, у кого есть желание.
– Все верните! Все!
– В том числе юность, мистер Менюэл? И почему бы и не красоту?
Возможно, не правдоподобно восстановленную, но в качестве нового необсуждаемого условия. Не хотели бы вы, чтобы и вашего брата Чарли воскресили? Пожелали бы вы, чтобы ваша зависть к нему была стерта? Вы, конечно, настоите на том, чтобы Чарли сохранил определенные изъяны. Свой невыразимый самообман, например, – осуждение, которое дарило вам радость жизни и цель оной, если она у вас была. Полагаю, вы пожелаете удалить качества, которые заставляли вас любить его, и равнодушие к опасности, позволившее вам пролить его кровь.
– Беги к хижине дока, Джонни, и взгляни на мальчика еще раз!
– Заткнись!
– Может, с тех пор как ты видел его, что-то изменилось! Может, его вдавленная наполовину грудь зажила, или его бедная проломленная голова?
– Заткнись или я тебя вышвырну!
Истина наших поступков постигается нами лишь с проистечением времени.
Раз я ищу бутылку, которую могла потерять в дни своего пития, это еще не значит, что если я найду бутылку, то я ее нахуй выпью.
Лошадиной мочи хлебни. На нее, блядь, скидка.
Определив по наитию через жир его сердце, я думаю, что пуля сидит слишком близко.
– Господа, мы – люди опытные, своей корысти непреложно, но его требования разнятся ежедневно.
– Говорите так, словно вы в жопу ебетесь.
– Да, жирный уебок, ты живой!
– дайте мне умереть.
– Это было «спасибо» на языке китов?
Однако корыстолюбие сочтено среди грехов, а глупость не упомянута.
Столь немногие решения зависят от нас самих, что другим в них нихуя соваться не нужно.
– Не люблю похороны.
– А я люблю! Люблю! Никак на них не нахожусь!
– Не будет насилия между тобой и Ву, пока продолжается траур. Боже, да веди ты себя цивилизованно, даже если ты не такой.
– Я цивилизованный человек.
– Тогда забирай свою цивилизованность и уебывай отсюда!
Ежели вам будет прохладно через десять минут, молитесь о моей бессмертной душе, ибо некий фатальный казус приключился со мной. А не будет его, не премину я развеять прохладу, что сию минуту докучает вам!
Подмышки чистые? Косы на мандах заплетены?
Сдается мне, Уолкот, что когда последний раз у вас был этот беспокойный взгляд, некоторые юные девицы плохо кончили.
Всем китайцам кроме Ву: ни с места!
Позвольте мне на мгновение умолкнуть, мистер