минут на сцене были только герои, два стула и зонтик. Этот зонтик то укрывал героев от дождя, то разделял их в минуты ссоры своим сложенным острием, как когда-то меч целомудрия разделял Тристана и Изольду в средневековом романе, то становился для них качелями, на которых влюбленные уносились навстречу мечте и радости. Зонтик парил над сценой куполом чудесного парашюта, сверкал остро отточенным наконечником в луче света, падал вниз, внезапно складывая крылья, как гигантская бабочка, и однажды… просто ломался, как всегда ломается любовь. Эта тонкая, поэтичная история была хороша и по замыслу, и по сценарию, и по режиссуре – но ее надо было и хорошо сыграть.
Сейчас, глядя на своих ребят, Алексей вновь мысленно перебирал в памяти все те события, которые привели его к этому спектаклю и к грядущему фестивалю. Сам некогда бывший талантливым и непростым в работе актером, Соколовский всегда знал, чего он хочет, умел выстроить любую роль как броское цветовое пятно – и до безумия конфликтовал с режиссерами, которые пытались подчинить его творческую индивидуальность себе и своему собственному видению спектакля. Он ссорился, рвал отношения, менял театры, обвинял уважаемых в театральной среде лиц в непонимании и банальности и в конце концов, как и следовало ожидать, заслужил репутацию капризного и непредсказуемого человека, хотя при этом и яркого, профессионального исполнителя.
Догадавшись, что ему попросту тесно и скучно в рамках, заданных чужой творческой волей, Алексей сумел переломить и выстроить свою дальнейшую профессиональную карьеру так же неожиданно и круто, как он переламывал предлагаемые ему роли. Он не просто стал режиссером – и при этом таким же известным, как некогда был на актерском поприще, – но создал свой собственный театр. Театр молодежный, необычный, экспериментальный, набор в который Соколовский проводил чуть ли не с улицы, – и в то же время театр-антипод, театр-вызов, театр-сюрприз. Как ни странно, это был антипод всем тем начинаниям, которые в нынешней России принято называть экспериментальными и молодежными. В его проекте не было ничего похожего на столь нашумевшее в последние годы в столице «Метро»: ни ориентации на массовый жанр популярного мюзикла, ни ставки на технические эффекты, ни броских трюков… Его спектакли, камерные и не слишком дорогие для сценической постановки, как-то очень быстро сделались мерилом хорошего вкуса, символом новой театральности, знаком возврата к вечным человеческим ценностям. Вопрос «А вы видели новую работу Соколовского?» сделался таким же обязательным в среде светского столичного общества, как некогда вопрос о пропуске на закрытые просмотры кинофестиваля или престижную выставку в каком-нибудь иностранном посольстве. И это, заметьте, при том, что добираться до его театра приходилось долго и неудобно – на самую окраину Москвы, в старое помещение бывшего молодежного клуба, которое переоборудовали и отделали для театральных нужд умелые руки самих участников труппы…
Он начинал с ними с легких экспромтов, свободного полета фантазии, этюдов на выбранную ими свободную тему, и