взревели стартовые двигатели. Никогда еще не было такого, но испугаться я не успел – мы прибыли. Золотой диск затопил поле зрения. Звездолет повис над поверхностью Новой Хейли, кипящее звездное вещество Ниагарой стекало из окуляра по глазам, мне казалось, что струйки капают на подбородок. Никакой сети я не увидел, она растаяла, сгинула, будто и не было. «Проиграли? – подумал я. – Неужели не укротили звезду, и я увижу сегодня последние часы цивилизации?»
Сколько продолжалось это купание в звездном свете? Не больше десяти секунд – я закрыл глаза, отдыхая, а потом, чуть в стороне от диска Новой легко отыскал свою зеленую блестку. Звездолет мой падал на планету, и от этого неожиданного и жуткого ощущения у меня застучало в висках, подступила тошнота…
Нужно было зацепиться за что-нибудь взглядом, чтобы остановить падение. Я заметил на берегу темно-синего океана бурое пятнышко и повернул к нему на всей скорости, так что затрещали переборки, а невесомость сменилась тяжестью, рвущей сухожилия. Падение прекратилось. Звездолет висел над городом. Серебристые облака, растянувшиеся рваными нитями, бросили на дома и улицы извилистые ломкие тени, и мне казалось, что город – подводный. Все расплывалось в глазах, будто рябь воды мешала разглядеть детали. Но все же я видел какое-то движение – словно рыбки мельтешили в подводных гротах.
«Ближе, – думал я. – Еще ближе… Что это – машины? Или животные? А может, это ОНИ? Выстояли перед звездным ураганом, погасили пожары и теперь оплакивают погибших, приводят в порядок хозяйство, восстанавливают заводы… А может, не этим они заняты. Чужая жизнь – я видел лишь мгновение, страшное для них, но все же мгновение, не больше. И если я всю свою жизнь, ночь за ночью буду наблюдать за ними, подглядывать через парсеки пустоты, может, тогда я пойму хотя бы крупицу. Что они знают, что могут, чего хотят? Справедливы ли? Летают ли к звездам? Любят? Я не уйду из обсерватории, пусть хоть десять Саморуковых требуют моего изгнания. Мое место здесь. Мое, и всех таких, как я, если они есть на Земле».
Так я говорил сам себе, а звездолет опускался ниже, и в туманной ряби я видел уже, что дома – не дома, потому что они меняли форму, вытягивались и сжимались, и точки на улицах – вовсе не точки, а диски, очень похожие на тот, в полматерика, диск-звездолет. «Если это они, – подумал я, – то, наверно, и диск с паутинкой был одним из них, огромным и живым, и, может, он пожертвовал собой, чтобы могли жить остальные?»
Бредовая эта мысль едва успела оформиться в сознании, когда диски заговорили. Мне послышался голос Ларисы и тоненький Людочкин голосок, как она утром сказала: «Папка пришел»… Неожиданно все перекрыл взволнованный баритон Саморукова. Я подумал, что шеф даст команду с пульта, и я поеду вниз, не увидев, не доглядев, не поняв…
Потом…
Что было потом?
В Костиной тетради осталось несколько чистых страниц, и я продолжу записи…
Из больницы мы вышли под вечер. Лариса не торопилась домой, и мы бродили по кривым окраинным улочкам, все время сворачивали только