хотите…
– Нет, знаете, Мария, это ваше дело. Я сама боюсь, я – жена, чтобы сама его связывать.
– С каких это пор, оно стало наше дело, вязать чужих мужиков?!
– Да, как, же так? Я что ли, по-вашему, должна, что ли?
– Вы жена, вы его и вяжите. А мне он кто? Он мне угадился четыре раза.
– Мария, вы, вы не последовательны в словах! Вы только, что сами говорили, что на своих руках снесёте его к Ленину…
– Так, тож когда он преставится, тогда и снесу…
– А он, что, по-вашему, разве не преставился?
– Когда?
– Что когда?
– Да, не дурите мине, Эвочка, голову! Вот, до чего же вы любите голову людЯм задурять. Вот сами не знаете чё ото всех хочете…
– Вот, я-то очень хорошо знаю, чего я хочу. А вы, Мария, или как вас там называют, информируете меня наконец-то о кончине моего мужа?
– Это, которого?
– Я говорю о последнем.
– Почём мне знать про всех ваших последних добровольно помёрших супругов? Я – Звездина! А не кака та не понять кака сплетница.
Ева начала злиться.
– Я говорю, о последнем. О пос-лед-нем, – сквозь зубы прошипела Ева.
Закончив «трапезьдничить» (еще одно из слов Колготкинского лексикона), она поднялась со своего места и двинулась в прихожую, чтобы найти там крепкую веревку.
Звездина – Мария двинулась за ней, чтобы охранять хозяйское имущество. Мария – Звездина так ничего и не желала понимать. Но сильно желала немного поиздеваться над безутешной Колготкиной.
– Ой, ли, люли! Люли-люли, нате вам ваши пилюли. Да, кто про вас знат, кто у вас тут будет последний? При вашей – то ужасной разборчивости, – зудела, не унимаясь домработница.
Колготкина постаралась взять себя в руки и продолжить одновременно и поиски веревок и выяснение всех обстоятельств.
– Хватит юродствовать, дорогая. Конечно, же, я говорю про моего любимого Эроса.
– Да, говорите вы про него скока хочете, а вот кто мне посуду мыть будет? С вашими разговорами бы только бездельничать…
Звездина гордо развернулась и не менее гордо снесла свое грузное тело на кухню, мыть посуду.
Якобы вдова академика осталась в прихожей одна. Нервничая, она трясущимися руками, начала быстро шарить по полочкам и ящичкам в поисках прочных веревок для связывания своего любимого. Она добралась до самого нижнего ящичка, и, согнувшись в три, нет, в четыре погибели, усердно рылась там, как вдруг над её ухом возник «огнедышащий тройным перегаром» безвинно усопший – живой и невредимый Эрос и чмокнул её в ушко побагровевшими губищами.
– Эвочка! Ты?!
Эвочка так и упала навзничь на пол, слетев со своих, согнутых в коленках, затёкших от неудобной позы, кривеньких и худеньких ножек, а в руках она крепко держала два мотка веревок.
– Это вы? – только и смогла прошептать, уже чуть было не новоиспеченная молодая вдова.
И закрыла глаза. Больше ей мечтать было не зачем…
Эрос,