и миловать признают как нечто само собой разумеющееся. Но только за собой.
После обеда позвонила Алеся, моя двоюродная сестра. Предложила съездить вечером к её матери.
– Ладно, – согласилась я. – Мы с сестрой не баловали Марту своими визитами. Леся навещала мать, когда что-то было надо: то ли денег, то ли урожая с огорода, я и вовсе появлялась раз в полгода. – Только купим что-нибудь в подарок по дороге, а то вроде как неудобно.
Мы встретились в пять и пошли выбирать подарок в универмаг. Леся помогала советами – денег у неё, как обычно, не водилось.
– Смотри, какие роскошные стаканы, – обратила моё внимание Алеся, – можно и под сок, и под вино. Форма оригинальная, наверное, небьющиеся.
– Куда там небьющиеся! Вдребезги разлетаются, – похвалила свой товар молоденькая продавщица.
Мы с Лесей расхохотались, но стаканы всё-таки купили.
Вот, она российская реклама! На Западе девочка после произнесения подобной фразы уже собирала бы свои вещички. Такого же рода рекламу я слышал на днях в гастрономе. Солидная дама спрашивала, какой из паштетов – грибной или куриный – вкуснее, а продавщица ответила: «Да все они вредные, сплошная химия, импорт, он и есть импорт».
Марта встретила нас, как всегда, охами-ахами и укорами:
– Что же ты, племянница, и дорогу в мой двор забыла? Как мать твоя умерла, так я стала не родственница? Вы ж у меня только две родные и остались, дочка да племянница, а не дождёшься вас.
– Ну, вот, понеслась, – тихо сказала Леся для меня одной. Марта плохо слышала.
– Заходите, девчата, заходите в дом, сейчас ужинать будем. Выпьете?
Выпить мы отказались.
Удивительно, ей Богу!
Марта, как обычно, не знала, чем нас угостить, и всё выставляла на стол то одно, то другое, время от времени ныряя в кладовку, и вскоре заметно порозовела и развеселилась. Мы с Лесей переглядывались и улыбались, понимая, что Марта бегает в кладовку не столько затем, чтобы подложить солёненьких огурчиков на тарелки, сколько хлебнуть из графина наливочки, раз уж мы отказались составить ей компанию.
– Куковала зозуля у тёмном у лесе, не сгадала матуля, что выйдет с Алеси, – тихонько затянула Марта.
– Ты всё напеваешь эту песенку, и мама её пела, но только один куплет. Что же там «стало с Алеси»?
– Отважная белорусская лётчица стала, много фашистов побила, – смеётся Марта. – Это только с моей Алеси ничего не стало. Лентяйка, ни работать, ни учиться не хочет.
– Ой, мама, только не начинай, – вспыхнула Леся. – Погадала бы лучше нам с Дашей.
– Чего вам гадать, девчата! Вы молодые, счастливые, да я уже и забыла все гадания, – кокетничает Марта, но потрепанную колоду из ящика кухонного стола всё же достаёт.
– Ты вот учишь всех, как жить, – не выдерживает Алеся, – а сама деда своего запилила до смерти. Что тебе не так? И пенсию