мере, возможность установить, где находился на момент смерти Светланы её муж… А статья об ответственности за доведение до самоубийства у нас не действует? – попробовала я зайти с другой стороны.
– Я ни разу не встречался с её применением. (Я тоже!) А что, если бы, к примеру, он повесился, тогда её надо было сажать в тюрьму? – на меня смотрели как на школьницу, не выучившую урока.
– А тот факт, что некий «беженец» из Закавказья, который всего несколько месяцев живёт в вашем районе и, по слухам, приторговывает травкой, приезжал в ночь смерти Светланы за таблеткой за семьдесят километров, у вас не вызвал подозрения?
– Это у вас такой факт может вызвать подозрение. Но не у работника прокуратуры. На блатхату в любое время приезжают.
Ясно. Теперь дом погибшей уже объявлен блатхатой.
– И вы всерьёз полагаете, что можно повеситься на трухлявом сучке, сидя на корточках?
– Безусловно. Повеситься можно на ручке моего стола. Маяковский и вовсе на галстуке повесился.
– Но ведь Маяковский застрелился!
– Да бросьте вы.
Разговор был окончен. Больше в этом городке мне делать было нечего, и я пошла пешком к автостанции, благо у них там всё рядышком и, главное, невозможно заблудиться. Вскоре я заметила медленно следующую за мной белую «Волгу». Пока я покупала в кассе билет, из машины вышел пожилой седовласый кавказец и заговорил со стоявшим на остановке парнем. Потом оба сели в «Волгу», но с места не тронулись. «Вот оно, началось, – подумала я. – За мной следят. Это конечно, тот самый ночной гость».
Машина стояла до тех пор, пока не подошёл мой автобус, а потом двинулась за ним. Мысли в голове забились подстреленной птицей: «Сразу убьют или сначала запугивать будут? Если начнут угрожать – тут же поклянусь, что не напишу ни строчки, и больше в этот городишко – ни ногой». На ближайшей развилке «Волга» свернула в сторону, но моё душевное состояние не улучшилось. Слишком много было в тот день впечатлений.
Домой я добралась только в десятом часу вечера.
– Папа заболел, – объявил мне с порога сын.
– Дизентерией?
– Нет, температурой.
Температура была под сорок. И без того большие синие глаза Андрея стали казаться просто огромными из-за чёрных кругов, образовавшихся под ними. Как и все мужчины, он не умел болеть, но хотя бы не ныл, как это делал в своё время мой любимый мужчина Серёга, требуя то нежного пюре, то бульончика, то рюмку водки, а лучше две. Водкой он таблетки запивал, а я при этом должна была изображать заботу и участие. Андрей умирал молча и героически. Я налила крепкого чая в его любимую фарфоровую кружку, бросила туда ломтик лимона и сказала:
– Пей и спи. Завтра будешь как новенький.
– Да, надо поспать, – согласился Андрей, морщась от чересчур кислого чая, – а то ночью ОН не даст выспаться.
– Кто – он?
– Домовой наш.
– У тебя