зверья не развела. Была красивая кошка, которую потом сманили, Санька помнила только, как они вместе с Биологиней горевали. Но Биологиня так и осталась нюни развозить, а Санька сообразила: нашла себе кусочек меха от пальто, назвала Муркой и гладила, хотя старшие и посмеивались, мол, ума палата, и когда ты уже, Санька, повзрослеешь.
И с тех пор – все. Своих кошек не держала, только робко трогала чужих. И они ей отвечали.
Именно Биологиня спросила Саньку, почему та любит кошек и кричит им «брысь»? Санька в том никакого противоречия не увидела: чужих же кошек гоняю. Так и объяснила. Даже слегка покраснела от усердия – выдавала лозунги, вспоминала и выкрикивала еще, объясняя очень охотно, да еще оттого, что промелькнула мыслишка про своих кошек. Их Санька тоже гоняла, что вообще-то не поощрялось. Но ведь за дело: они сами удирали от ее нежностей, не желали играть, шипели даже – это свои-то на своих! И все-таки совесть у Саньки была неспокойна.
– А зачем гонять? – с ласковой настойчивостью спросила Биологиня.
Действительно, зачем? Так уж повелось.
– А чего они в наш двор лазают, – очень вразумительно сказала Санька. – Если все им с рук спускать, совсем на голову сядут.
– Так ведь это мы знаем, что двор наш, а они-то думают – общий, – сказала Биологиня.
– Вот пусть и знают! Мало ли что они думают! – возразила Санька.
Биологиня молчала. Как всегда, она не присоединялась к возмущению, а Санька не знала, что еще сказать: кошек гонять – что тут непонятного? Потом полюбопытствовала:
– А что они еще думают?
– Ну, кошки думают, что дом – твой, потому что ты здесь живешь. А двор – общий, двор для них – как улица. И ты здесь бегаешь, и кошки. Они же тебе не мешают.
– Как это не мешают! – возмутилась Санька. – Орут, заразу разносят…
Хотя кошки Саньке скорее помогали, чем мешали. Кому еще она могла кричать: «Брысь отсюдова! Сейчас же! Чтоб духу твоего здесь не было!» Чьи еще вопли она могла бы передразнивать без риска получить по губам? В кого еще она могла кинуть гнилой картофелиной? На кого бы еще бежала, пыхтя и топая, и чтобы этот кто-то удирал, как заяц?
– А хотела бы ты Брыську погладить? – вдруг спросила Биологиня.
– Еще чего, она ж лишайная! Сами свою Брыську гладьте! – фыркнула Санька.
Биологиня улыбнулась. Видно было, что она-то с удовольствием. В Санькином сердце шевельнулась зависть.
Собственно, лишаев на Брыське не наблюдалось. Она была черная, но не угольно-черная, а с подпалинами: голова и уши чернущие, а бока почти коричневые. И такая пушистая, каких во дворе не бывало, пушистее, чем Рыжик, пушистее даже, чем кошка Биологини. И Биологиня, которая все на свете трогает да гладит, будет перебирать своими хилыми пальчиками Брыськину шерстку, может, даже возьмет кошку на руки – как она ходила на руках с той кошкой, что потом пропала, а тетка фыркала: лучше б ребенка родила, нашла себе хвостатую лялечку… И Брыська еще размурчится на руках у Биологини, а она, Санька, останется