href="#note115" type="note">115 Именно так на ранних этапах британской индустриализации она раскрылась, особенно в методистской версии, для усмирения рабочих классов.116 Даже в этой вульгарной религиозной форме она не перестала полностью существовать. Но идея работы в конце концов обрела собственную жизнь, сначала когда была освобождена от религии, а затем, когда была освобождена от морали.117
Книга Адриано Тильгера «Работа сквозь века», которая на самом деле посвящена отношению элиты к работе, коротка и конкретна. Для древних греков работа – в смысле физического труда – была проклятием и ничем иным. Для этого у них было слово ponos, имеющее тот же корень, что и латинское poena, «печаль». Для их современников, евреев, работа также являлась тяжёлой мучительной рутиной – и, вдобавок ко всему, это было наказание или искупление греха. Но труд был достоен похвалы, если был сделан так, что имелась возможность поделиться его плодами с нуждающимися братьями. Христианство опиралось на оба источника. Святой Фома Аквинский считал работу обязанностью, налагаемой природой. Мы начинаем дрейфовать на опасную территорию. Лютер поднял работу на ступеньку выше. Она, безусловно, являлась моральным долгом для всех, кто способен к труду, а законный труд был служением Богу: «Лютер возложил венец на потное чело труда. Из его рук работа вышла наделённой религиозным долгом».118
Для кальвинистов работа должна была быть сделана для выполнения святой цели и ни по какой другой причине: Кальвин «является отшельником рынка». Работа не для «богатства, имущества или изнеженной жизни»: её плоды для инвестирования. С буржуазной точки зрения, как заметил Энгельс, «там, где Лютера постигла неудача, победил Кальвин».119 XIX век (это бесцеремонная история) является Золотым веком работы. С тех пор многие работают ради работы.120 Но Тильгер полагал, что в его время (1920-е годы) воля к работе начала ослабевать.121 Возможно, что он прав. Но в ХХ веке, как раз в это время, главными выразителями трудовой этики, как отметил Г. Л. Менкен, были фашисты и коммунисты. Учение о врождённой добродетели труда
лежит в основе всех новых неевклидовых теологий, например, большевизма и фашизма, хотя они отвергают некоторые из его традиционных последствий. Все они горят желанием трудиться и приберегают свои худшие анафемы для тех, кто пытается уклониться от этого. Хартия труда итальянских фашистов гласит: «Труд во всех его формах, интеллектуальный и учебный, является общественным долгом». На что Конституция СССР отвечает звучным антифоном: «Союз Социалистических Республик объявляет труд обязанностью всех граждан».122
Согласно анархистской агиографии, анархисты во время Испанской революции (1936—1939) были самыми благородными, самыми героическими123 и самыми революционными рабочими, которых когда-либо видел мир: «ибо испанский анархизм оставался прежде всего народным движением, отражающим заветные идеалы, мечты и ценности