им же и открытый, по весне на мотике стаскал, – но у меня ни малейшей страстишки к забавам таким (да и самая промысловая охота интересовала как единственный легальный способ спокойствие обрести: отвлечься то есть от тяжких дум-эмоций о будущем жалком общем), – и ни с чем не сравнимый способ на еще не изгаженной поганой «цивилизацией» девственной природе напоследок пожить годы свои оставшиеся сильные) … …А Титов Виктор (он, кстати, к очевидной, даже рисковой храбрости – медведя на 50 метров из двухстволки-гладкостволки стрелять (впрочем, у него вполне мог быть и (нарезной) «стволик» припрятан!) – и неплохим психологом был: от него я про себя узнал: «страшно эмоционален») к нашему в октябре 88-го расставанью (навсегда? Как бы я, Витя, хотел бы с тобой погутарить!) довел счет шкур, с медведей содранных, до сорока! Я же медведя лишь по необходимости из десятизарядного СКСа метров за триста стрелял, и потом из гладкоствольной «тридцатьвторины» однозарядной на брусники-ягоде (коей я собрал тонн двадцать пять): очень уж от работы тяжкой захотелось мясца… Но чтобы ради забавы идти на медвед`я, как, допустим, Лев Толстой в младости, – когда его топтыгин едва не задрал – снял уже спереди скальп, – но успели стрелить зверину соучастники опасной забавы; полагаю, Толстой или хотел свою храбрость кому-то – или себе самому доказать, – или не слишком ценил своих мозгов качество (кстати, еще в школе по его дневникам, я не нашел там что-либо в поучение взять, – как и в «Войне и мире», кстати: одни банальности; не были ли и все сто томов его писаний старанием ум, себе прежде всего самому, доказать? Известно, недостачу качества приходится количеством возмещать); Толстой Лев в комментируемом сборнике афоризмов Федоренкор, как мудрец, обильно представлен, – но я не нашел из него цитат ни единой важной, дабы в свой комментарий взять…
И, наконец, третий вариант опасности, – когда угрозу создаешь себе сам… Окунаюсь в давние воспоминанья… (переношу их – на страницу!!!, – где опасности совмещаются с жизнь определяющими нравственными «передрягами»)…
На мысе (юго-восточном полуострове Владивостока) Чуркине, со всех почти сторон бухты и пролив Босфор, – все тогда почти коров держали К югу от сопки Двухгорбовой – на картах Бурачека, – а в просторечьи Дунькин Пуп (или, вернее, попа: действительно, два ее горба удивительно походят на остренькие такие ягодицы девичьи, – коими вторая моя жена Люся, в ноябре 69-го поначалу меня прежде, чем лицом, прельстила (через лет десять уже после развода с ней, я в какой-то книге увидел, что ее далекая предшественница по стати и тонкости черт лица, послужила прототипом Афины в скульптурной группе Мирона великого «Афина и Марсий»; Люся до сих пор, возможно, того не знает, что обладала лицом и фигурой богини (надо, сказать, и нравом жестковатым: – умела за себя постоять, – и мудростью своеобразной, для женщины достаточной (фото 54, 55) …